Кровавое золото Еркета (СИ)

— Меня и так тут все знают — именуют меня Александром, князем Бековичем-Черкасским по титулу родовому. И выполняю высокую волю своего царя Петра Алексеевича!

«Идешь туда, не знаю куда, но за золотом, как аргонавты в старину?! Ты хоть знаешь, что этот твой Еркет, куда тебя царь-самодур отправил, тоже мне великий знаток географии?! Он в далекой Кашгарии, Семиградье иначе, земле уйгуров и дунган, там его Яркендом именуют. Отсюда четыре тысячи верст будет, если по прямой линии брать. А с дорогой и тропами, что по перевалам петляют, все шесть выйдет!»

— Ты бес, бес! Я стал одержимым! Как ты можешь знать то, что сам царь не знает?! Ты меня искусаешь, бес!

«Не бес, и не шайтан, прах тебя подери — объяснять долго, но я знаю эти места гораздо лучше тебя, твоего царя и всех сановников в Петербурге, сколько бы их там не было. И знаю намного больше о здешних краях, чем все европейцы вместе взятые!

Вы полезли туда, где вас не ждут и не хотят привечать! Вы не гости желанные, а завоеватели, что идут с оружием в руках! А в Хиве из тебя набьют соломой чучело, содрав с еще живого кожу!»

— Ты бес, преисполненный гордыней! А я уйду от тебя, уйду! Вернусь к вере отцов! Отрекусь от бога Исы, от семьи, меня в род свой принявшей! Отныне я Девлет-Гирей-мурза!

«Уймись, ты среди православных, раз мундир носишь! Тебя за одержимого и так принимают, а вероотступником быть не позволят! Нет им доверия — донос напишут царю и хана! Уймись!»

— Ты что мне говоришь, плевок шайтана…

Князь прижал ладони к виску, продолжая раскачиваться. Затем завыл, стал царапать себе лицо. И неожиданно бросился к столику, схватил пистоль, взвел до щелчка курок, поставив на полувзвод. Пистоль оказался заряжен, на полке насыпан порох. С исказившимся лицом князь поставил курок на боевой взвод, сунул дуло пистолета себе под челюсть.

— Я вышибу тебя из своей головы, бес!

«Уймись! Ладно, не хочешь по-хорошему, будет по-плохому! Выбора у меня нет, а посмотреть на новый мир охота!»

Неожиданно глаза князя остекленели, рука ослабла, и пальцы расцепились на рукояти. Пистоль упал на кошму, взведенный курок ударил по огниву и грохнул выстрел…

Глава 2

— Потеряв супругу и двух любимых дочерей, князь Александр обезумел от горя и расцарапал себе все лицо. Вот уже третий день не ест, ни пьет, только воет беспрерывно. Зарядил пистоли и грозит прострелить голову любому, кто попытается войти к нему в шатер. Денщик и два брата сидят близ него денно и нощно, почтенный Ходжа Нефес — они боятся, что в припадке печали князь наложит на себя руки.

Князь Михаил Самонов, в расшитом серебряными позументами кафтане — все же был астраханским губернатором, перед назначением в отряд князя Бековича-Черкасского — горестно всплеснул руками. Он был беком из персидской провинции Гилянь, вот только пришлось бежать с родины, когда узнал, что против него заплелись гнусные интриги при шахском дворе, и повелитель приказал его казнить. Принимать смерть как-то не хотелось, и он на купеческом судне отплыл в Астрахань, ища покровительства у молодого царя Петра. Отнеслись к нему радушно, правда, пришлось принять христианство — зато титул признали, переиначив бека в князя. Понятно, что с родовитыми Рюриковичами он и рядом не стоял, но все же находился в равном положении с татарскими и кавказскими мурзами, грузинскими князьками и молдаванскими боярами, что сбежали в Московию после неудачного для царя Петра Прутского похода 1711 года.