Кровавое золото Еркета

Действительно — сидящему на кошме человеку было ровно тридцать три года, знаковый рубеж, что пролегает лезвием в жизни любого мужчины. Волевое лицо с черными усами, едва видимый шрам у виска, жесткий взгляд — последнего всегда опасаются враги, но он очень притягательно воздействует на женщин, те ведь инстинктивно ищут сильного защитника, стараясь спрятаться за его спину.

«Не понял — какие времена на дворе?! Ничего нет из современных вещей, привычных — от всего седой стариной отдает!»

Действительно, в шатре напрочь отсутствовало все, что свидетельствовало бы о 21-м веке. Ни одного сигаретного окурка, зажигалки или коробка спичек, измятой пачки или пластиковой бутылки — привычных примет технологической эпохи. Зато на столбе висел мундир из зеленого сукна с золотистыми галунами, какие носили в петровскую эпоху. На походном столике лежала треугольная шляпа с плюмажем, у задернутого входного полога лежали ботфорты — сапоги с высокими голенищами.

Да собственная одежда донельзя странная, такую он никогда не носил в жизни. Рубашка из тонкого полотна, с кружевами и открытым воротом — на первый взгляд женская, но это было бы ошибочным суждением, просто такова мода. Короткие штаны, чуть ниже колен, чулки на завязках.

«Ничего не понимаю — я не только в чужом теле, но и в чужом времени! Вон лежат три пистоля с кремниевыми замками, шпага с вычурным, в завитках, эфесом — никакая не бутафория, все настоящее, даже на вид массивное, и везде отметины от постоянного использования. Это самое настоящее оружие, а не театральная реквизиция!»

Человек простонал, попытался подняться, но не смог и снова рухнул на грязную кошму, лишившись немногих сил.

«Я не могу воспользоваться телом, оно мне неподвластно! Никогда бы не подумал, что после смерти могу стать частью другого человека, незримым свидетелем. Так, соображай быстрее, кто этот человек, в каком времени, и почему у него на руке родовой браслет.

С последним проще всего — девять против одного, что он мой предок, вот только кто?!

Пока непонятно. Мундир петровских времен, или чуть более поздних, императрицы Анны Иоанновны, но тут я не уверен. Оружие тоже соответствует эпохе — эта шпага боевая, почти палаш, а не для дуэлей, которыми любили колоть друг друга дворяне.

Тут надо сказать спасибо страсти к истории, которую привил мне отец, известный всему Узбекистану ученый. Он один из тех, кто предал жестокого хромца Тимура обратно земле, но было уже поздно — война ворвалась в нашу общую страну, испепелив ее. Кто же он, мой носитель, наделенный родовым проклятием, и носящий его на руке. Ведь это знак того, что носитель умрет насильственной смертью, которая неизбежно его настигнет — на себе проверил!»

Лежащий на кошме человек дернулся и снова открыл глаза — он явно приходил в себя.

— Кто у меня здесь, кто?!

Человек вопросил надрывно, схватившись руками за свою голову, прижав грубые ладони воина к пульсирующим вискам. И протяжно завыл, усевшись на кошме, и раскачиваясь.

— Как мне жить, как? Я верил в Ису, а он меня предал!

«Уймись, глупец — все в мире происходит по воле бога, он един, как бы не назывался в религиях — Аллах, Христос или Будда. И пути его сокровенны — значит, ему это было нужно, и он позволил тому вихрю утопить твою жену и дочерей. Я ведь только сейчас понял, кто ты есть!»