Кровавое золото Еркета

От слов царя повеяло таким жестоким гневом, что в мастерской тишина сгустилась. Все прекрасно знали, насколько быстро и решительно царь от слов мог перейти к делу.

Однако Петр Алексеевич задал иной вопрос:

— А чем это Бекович привлек на свою сторону население, что посулил такого, что ворота открывать стали?

— Народ там ужасно беден, государь, а земля родит прекрасно, по два урожая в год снимают. Летом даже не тепло — жара с начала мая по октябрь стоит. Вроде и богатая земля, но с крестьян, их там дехканами именуют, два десятка разных податей заставляют платить. Вот Бекович их всех и отменил, оставил только два главных налога, что в басурманской «священной книге» определены — сороковую часть закята от всего, и десятую часть от созданного — иль хлеб вырастил, либо шкуру содрал, хоть горшок вылепил. Сказал, что если правильно собирать эти две подати, и сразу в казну их принимать по счету, минуя вороватые руки басурманских дьяков с подьячими, то дохода вполовину больше будет поступать.

— Хм, это он умно поступил, я и сам хочу подушной податью все население обложить, а прочие подати с крестьян убрать. Так сборы намного увеличатся, проконтролировать их легче будет, и монеты к воровским рукам не прилипнут. А то есть у нас тут всякие, за которыми глаз да глаз нужен, и палка добрая в руках пригодится для их науки.

Петр Алексеевич метнул грозный взгляд на «светлейшего князя», который тот встретил с совершенно безмятежным видом, как бы говоря венценосцу — «мин херц, но зачем на меня напраслину возводить, чист я перед тобой аки голубь безвинный».

— Сняв тягости лишние с народа земель хивинских, он у дехкан и горожан опору обрел, и приказал с окрестного населения на службу рекрутов брать и охочих людей. Первый день я еще узрел, когда в Ходжейли несколько сотен людишек сами пришли в полк записаться, никто их не неволил. И всех изменников отловили — Бекович приказал их головы вдоль стен на кольях поставить. Дома и земли в казну отобрал, и все имущество. Драгоценности всякие в хурджин сгребли, большая сумка такая, на верблюдов их вешают. Золотые и серебряные украшения там, басурманские женки такие любят носить, с каменьями разными — яхонтами, изумрудами, алмазами. Денег еще взяли много, сундуки видел сам, с пару десятков нагребли, да несколько шкатулок золотых монет — там больше, чем на полмиллиона таньга серебром было, если по пять алтын на таньга брать, то выйдет…

— Семьдесят пять тысяч рублей, — Меншиков посчитал быстрее Пифагора, и такая тоскливая зависть прозвучала в его голосе, что Петр Алексеевич показал ему кулак.

— Богатый край, если в одном городе столько богатства в одночасье взяли, очень богатый, — задумчиво произнес царь и с немой просьбой в глазах посмотрел на посланца. Тот сразу заторопился с ответом на невысказанный самодержцем вопрос.

— Отправляя меня к тебе, Девлет-Гирей-хан сказал, что как только власть свою установит над Хивой и Ургенчем, то немедленно отправит в Санкт-Петербург посольство с визирем Досим-беком, это канцлер по-нашему так звучит, бывшим казначеем Шергази-хана, что на службу перешел охотно, ибо из дехкан родом своим происходит. А при нем дары будут великие. Мыслю, к концу ноября посольство то прибудет, а задержки ему чинить не станут — о том губернаторы мною в известность поставлены, и письмо твое им, государь, я показал.

Посланец помялся немного и решился сказать правду:

— А золота в Хиве нет нигде. Зато на Иркете есть, и рудное и россыпями — только воевать за него с бухарским эмиром придется. А потому помощь нужна будет — пушками, фузеями да пороховым запасом.

— О том думать будем, как на дары посмотрю, да с визирем переговорю. Тогда и решать будем…

Глава 41

— Что задумал этот русский коназ, что требует называть себя хорезмшахом?! И ведь не отказать ему в этом наглом посягательстве — ведь тогда он может пойти походом на Бухару!

Мухаммед-Хаким-бий был из племени мангытов и к кунгратам относился враждебно. Волей ныне правящего Абулфейз-хана из династии Джанидов, то есть Джучиева колена, Тука-Тимуриды, хитрый визирь был назначен аталыком Бухары, и сосредоточил в руках огромную власть. Вот только удержать ее было трудновато — правители крупных городов, сами эмиры, всячески пытались ослабить влияние Бухарского эмира, чингизида — а потому и хана, вот уже много лет. И добились все-таки своего, превратив нынешнего хана в игрушку в своих руках.

Шесть лет тому назад в результате заговора эмиров был убит Убайдулла-хан, и на престол был возведен его младший брат Абулфейз-хан, слабохарактерный и трусоватый, любящий проводить время в собственном гареме и в беседах с учеными улемами и суфиями. Всю власть в своих руках сосредоточил всесильный аталык Бухары и визирь Джаушан-калмык, правление которого оказалось недолгим, ибо против него единым строем выступили эмиры — и вскоре место близ хана стало вакантным, и на него уселся выходец из родовой знати мангытского племени.