Кровавые девы

- Что ж, - Разумовский покачал головой. – Сейчас Великий пост… - он театрально пожал плечами. – Не желаете составить мне компанию на благотворительном балу Теософского сообщества? Две черногорские княжны надеются собрать последние пожертвования, прежде чем все сбегут в Крым. Я был бы рад видеть вас этим вечером в Зимнем. Прием обещает быть многолюдным, ведь туда явятся все городские шарлатаны, а также те, кто надеется снискать благосклонность их высочеств.

Князь пригладил роскошные усы. Эшер знал, что под «всеми» он подразумевает две-три тысячи человек (из полуторамиллионного населения города), принадлежащих к высшим слоям чиновничества или же ставших известными благодаря своей профессиональной деятельности.

- Почту за честь, ваше превосходительство, - Эшер наклонил голову, радуясь, что догадался захватить вечернюю одежду. Впервые он встретил Разумовского не в Петербурге, а в Берлине, где князь был занят сбором текущей информации от своих агентов – министерских служащих с подмоченной репутацией или кайзеровских офицеров-штабистов, которые жили не по средствам и не возражали против уплаты своих карточных долгов, не задавая при этом вопросов. Мелочи, составляющие девять десятых хорошей разведывательной работы. Эшер понимал, что высокородный дипломат не станет помогать в делах, затрагивающих интересы Российской империи, но знал, что всегда может положиться на него как на друга.

В Петербурге почти не было сотрудников его собственного министерства, о которых он мог бы сказать то же самое.

- Чудесно! Wunderbar! – князь указал ему на кресло подле печи (монументального сооружения, выложенного цветными плитками с позолотой) и позвонил в колокольчик. - Нельзя же постоянно выслушивать банальности о положении в Сербии или общении с мертвыми: обеим этим темам заметно недостает надежных сведений. Не хотите выпить со мною чаю, Джейми...?

- Мистер Пламмер. И, наверное, мне лучше ответить вам отказом. Разве в городе нет никого из Берлина? Или кого-нибудь, кто бывал в Южной Африке?

- Или в Китае? Вене? Боснии? Месопотамии?

- Кто рассказал вам о Месопотамии? – с усмешкой спросил Эшер, и Разумовский погрозил ему пальцем.

- Никому не под силу запомнить все лица, Джейми. Ни вам, ни им. Насколько мне известно, все эти славные парни из немецкого посольства служат здесь со времен царя Александра – или Екатерины Великой, если уж на то пошло. А теперь расскажите, чем я могу помочь в ваших «личных делах», которые погнали вас за тысячу восемьсот миль от прекрасной мадам Эшер в то самое время, когда Германия спит и видит завоевание Марокко, а всему миру грозит революция…

- Меня это не интересует, - твердо ответил Эшер и согласился на чай – крепкий (в Англии даже кофе не был таким крепким), с кусочком сахара, в стакане с серебряным подстаканником, который ливрейный лакей соизволил подать ему на подносе.

Князь подождал, пока слуга выйдет, и спросил уже более тихим голосом:

- А что вас интересует, Джейми? Сейчас не самое лучшее время года, а вы проделали поистине долгий путь.

- Я ничего не знаю об истине, - так же тихо сказал Эшер, - а что касается информации, которую я ищу, то вам она покажется полной бессмыслицей.

Он на мгновение замолчал, прикидывая, сколько вопросов он сможет задать без того, чтобы спровоцировать русских на собственное расследование, - а также насколько полным будет составленный Лидией отчет, который, как он надеялся, вот-вот должен был придти…

Одно только определение «немецкий», в особенности в сочетании со словом «ученый», могло привлечь внимание Третьего отделения… и в итоге привести к депортации. Поэтому Эшер спросил о другом:

- Вы не могли бы разузнать в полиции – или, возможно, в Охранном отделении, – не было ли в Петербурге случаев так называемого самовозгорания людей?

Разумовский высоко вскинул брови:

- Как у Диккенса?

Эшер кивнул:

- Как у Диккенса.

- Но почему..?

Эшер вскинул руку и покачал головой.

- Мне нужно знать, вот и все, - сказал он. – Не обязательно, чтобы эти случаи были доказаны, достаточно лишь сообщения о них. Меня интересуют последние два месяца.

Если не получается взяться за дело с одного конца, можно подойти к нему с другой стороны… по крайней мере, пока не пришло письмо от Лидии.

Русский молчал, прищурив голубые глаза. Эшер сомневался, что князь – и кто-нибудь еще – слышал или читал о находке в заброшенном дворце в старой части Константинополя, откуда он и Лидия выбрались зимним утром 1909 года: о четырех или пяти обугленных, почти полностью сгоревших телах, вокруг которых не было никаких следов костра или горючего. Турецкое правительство замяло дело, и оно затерялось среди сообщений о более крупных волнениях, прокатившихся той ночью по древнему городу.

Но Разумовский был его другом – и царским агентом, - а значит, он наверняка поищет отчеты.

Князь сказал лишь: