Кровавые девы

Но девочка, вскрикнув, обхватила руками ее ноги, сминая юбки, зарылась лицом ей в колени, и тогда Лидия неловкими движениями сняла с запястий цепочки и сложила их тускло поблескивавшей кучкой на стоявшую рядом со стулом скамеечку, чтобы можно было погладить темные густые волосы.

- Не может быть! – всхлипывала Женя. – Не может быть, я никого не убивала! Я не хотела так… а теперь вы говорите, что я потеряла душу! Я проклята, я попаду в ад, но я же ничего не сделала! Ничего! Я не хотела этого…

Хотел ли этого Исидро, когда его давно исчезнувший мастер взял его в темноте одного из лондонских погостов? Дал ли он согласие, чувствуя, как жизнь утекает из него, и зная, что лежит за теми вратами, сквозь которые его влекла чужая воля?

- Я попаду в ад…

- Нет, - Лидия подумала, что за эти слова она сама может попасть в ад – если, конечно, такое место существует. – Ты же сказала, что никого не убивала, так что в этом отношении ты по-прежнему невинна, как дева перед алтарем.

- Она тоже так нас называет, - прошептала Евгения дрожащим голосом. – Своими девами.

Лидия не стала говорить, что Исидро называл так птенцов, которые уже превратились в вампиров, но еще не совершили первого убийства. По его словам, в этот период они находились в полной власти своего создателя и были наиболее уязвимы, потому что им не хватало внутренней силы, питаемой смертью жертв. Вместо этого она снова попыталась расспросить девушку:

- Расскажи мне о ней. И о том, что с тобой произошло.

Как и Исидро, Петронилла Эренберг соблазняла своих жертв через сны.

Лидия подумала, что в умении проникать в сновидения намеченных жертв Петронилла явно уступала испанцу, но методы их были схожи. Бедность Евгении, жалость к семье и живущим в убогих трущобах друзьям, глубоко укоренившийся в славянской душе мистицизм, который только и мог даровать утешение неимущим – вот на что отвечали во сне голоса, вот о чем говорила невероятной красоты женщина, которая пообещала: «Ты поразишь это зло. Ты сможешь спасти и изменить мир».

- Она сказала, что в страданиях людей другие люди не виноваты. Господь создал нас добрыми – и с этим даже мой отец согласен, - так разве может быть так, чтобы за всем злом от заводов, начальников и землевладельцев стояли люди? Они – демоны, так она сказала, бесы в человеческом обличии. Люди слушают демонов и совершают ужасные поступки. Папа назвал все это полной чепухой, но сны не прекратились. Выборгская сторона мне снится редко, чаще всего я вижу во сне деревню, где я родилась и где мы жили до того, как папа перебрался в Петербург. Там мы часто мерзли и голодали, зато я могла гулять по лесу и в березовых рощах… Но в том сне я увидела, где я смогу ее найти – в лечебнице доктора Бенедикта. Это недалеко от моей школы, на той же улице. Я приходила туда три или четыре раза, пока не встретила ее… С остальными было то же самое.

- С остальными? И с Колей?

Женя кивнула:

- Они видели это место во сне и приходили туда, чтобы найти ее. И рано или поздно она оказывалась там. Я шла по улице, когда увидела ее. Она стояла на ступеньках. Наши глаза встретились, совсем как в книгах… Я узнала ее еще за квартал от лечебницы. Это было все равно, как встретить кого-то, кого ты знала всю свою жизнь, кто тебя любит… и о ком ты забыла. Она сказала, что ждала меня. Что я ей нужна. Что я нужна Господу.

Ну конечно. Лидия снова зажмурилась, на этот раз – от злости на Петрониллу. Точно так же она злилась на Исидро, когда Маргарет Поттон впервые подошла к ней в обеденном зале отеля – о да, разумеется! – «Санкт-Петербург» в Париже. Дон Симон сказал мне, что я смогу найти вас здесь…

«Вот почему она выбирает подростков четырнадцати-пятнадцати лет… Ребенок младшего возраста, наверное, не переживет превращения в вампира. А на людей постарше такая простая и незатейливая ложь не подействует», - подумалось ей.

Лидия редко испытывала чувство ненависти. Но за это деяние, за отвратительную ложь, за похищенную жизнь, отравленную надежду и поруганную веру – вот что значит быть вампиром… жестоко обмануть исполненного добрых намерений ребенка только потому, что тебе так удобней – за все это она ненавидела Петрониллу до дрожи.

- Кровь святых, вот в чем дело, - объяснила устроившаяся у ног Лидии Евгения, доверчиво положив руку ей на колени. – Папа говорит, что святые были надоедами, которые вечно совали нос в чужие дела, но все не так просто. Я знаю, должно быть что-то еще. Обязательно должно! И мадам рассказывала, что во сне к ней приходил святой Георгий - победитель змия – и отворил вену у себя на руке, как она сделала для меня, и напоил ее своей кровью, как она напоила меня… Его кровь стала ее кровью, так она сказала. А ее – стала моей. Она обнимала меня…

Глаза девушки снова наполнились слезами: