– Вовсе нет. Я хочу сказать, что в тебе есть огонь, побуждающий постоянно шевелиться, стремиться делать мир лучше, помочь тем, кого ты любишь. Ты не можешь стоять на месте, и это одно из твоих замечательных качеств.
– Только одно? – спросила я вроде бы легкомысленно, но его слова вызвали в душе трепет.
Я чувствовала, что он гордится мной.
– Одно из многих. – Он сел и посмотрел на меня. – Итак, никакой спокойной жизни в сторожке для тебя. По крайней мере, пока не станешь совсем старой.
– За сорок?
Он раздраженно покачал головой и встал, не сочтя нужным отшутиться в ответ. Тем не менее он смотрел на меня с той же нежностью, которую я слышала в его голосе. В нем было и восхищение, и я подумала, что никогда не буду чувствовать себя несчастной, пока Дмитрий считает меня прекрасной и удивительной. Наклонившись, он протянул мне руку.
– Пора идти.
Он помог мне встать, и мы держались за руки чуть дольше необходимого. Потом мы разомкнули их и обозрели результаты своих трудов. Два идеальных снежных ангела – один намного выше другого. Осторожно шагнув внутрь каждого, я наклонилась и обвела линией голову сначала одного, потом другого.
– Что это? – спросил Дмитрий.
– Ореол, – с улыбкой ответила я. – В самый раз для небесных созданий вроде нас.
– Это уже натяжка.
Несколько мгновений мы разглядывали своих ангелов – там, где только что лежали бок о бок. Хотелось бы, чтобы мои слова насчет оставленной нами метки в горах были правдой, но я понимала, что следующий же снегопад накроет их своей белизной и не останется ничего, кроме воспоминаний.
Дмитрий мягко дотронулся до моей руки, и без единого слова мы зашагали к машине.
По сравнению с этим воспоминанием о нем и о том, как он в горах смотрел на меня, ангел, глядящий на меня в церкви, казался бледным и скучноватым. Это не его вина.
Вкусив хлеба и вина, прихожане снова заняли свои места. Я не подходила к причастию, но некоторые слова священника были мне понятны. Жизнь. Смерть. Грехопадение. Вечность. Мне хватало знаний обо всем этом, чтобы уловить общий смысл. Спорю, что в этом ряду присутствовало и слово «воскрешение». Я вздохнула, вот бы и впрямь можно было с легкостью победить смерть и вернуть к жизни тех, кого мы любим.
По окончании службы я вместе с Беликовыми покинула церковь, в меланхолическом настроении. У выхода некоторые люди обменивались яйцами. Виктория объяснила, что это здешняя традиция. Люди, которых я не знала, подарили несколько яиц и мне, я пожалела, что мне нечем отдарить их. И как, интересно, я все эти яйца съем? Некоторые были просто покрашены в разные цвета, на других нанесены искусные узоры.
Все, казалось, испытывают потребность поболтать после службы, и мы тоже остановились снаружи. Друзья и родственники обнимались, пересказывали друг другу сплетни и слухи. Я стояла рядом с Викторией, пытаясь следить за ходом разговоров, которые велись и по-английски, и по-русски.
– Виктория!
Мы обернулись и увидели приближающегося к нам Николая. Он одарил нас – в смысле, конечно, ее – ослепительной улыбкой. В честь праздника он приоделся – рубашка цвета полыни, темно-зеленый галстук – и выглядел изумительно. Я глянула на Викторию, интересуясь, произвел ли его вид на нее хоть какое-то впечатление. Увы. Она вежливо улыбнулась, искренне радуясь встрече с ним, но ничего романтичного тут не было. И снова мелькнула мысль о ее таинственном «друге».
С Николаем были двое парней, которых я уже видела прежде. Они приветствовали и меня. Как и Беликовы, они, похоже, считали меня неотъемлемым элементом здешней жизни.
– Ты не передумала пойти на вечеринку к Марине? – спросил Николай.
Я почти забыла об этой вечеринке, на которую он пригласил нас, когда мы впервые встретились. Тогда Виктория согласилась, но, к моему удивлению, сейчас покачала головой.
– Нет. У нас есть свои планы.
Это стало новостью для меня. Возможно, предстоит что-то, о чем я пока не знала, хотя сомнительно. Возникло чувство, что она лжет, и, как преданная подруга, я не стала опровергать ее слова. Однако было больно смотреть, как вытянулось лицо Николая.
– Правда? Нам будет недоставать вас.
– Увидимся в школе.
Похоже, это его не утешило.
– Да, но…
Внезапно взгляд Николая переместился с ее лица за наши спины. Он нахмурился. Мы с Викторией обернулись, и я почувствовала, как ее настроение тоже изменилось.
К нам приближались трое парней, все дампиры. Ничего необычного я в них не заметила – не считая самодовольных ухмылок, – но на лицах других собравшихся около церкви дампиров и мороев возникло то же выражение, что и у моих собеседников. Взволнованное. Обеспокоенное. Смущенное. Парни остановились рядом с нами.
– Я так и думал, что ты здесь, Коля, – сказал один на превосходном английском, и до меня не сразу дошло, что он обращается к Николаю. Я никогда не понимала, по какому принципу у русских образуются уменьшительные имена.
– Я не знал, что ты вернулся, – натянуто ответил Николай.
Я заметила между этими двумя явное сходство – те же волосы с бронзовым отливом и худощавое сложение. Братья, надо полагать.