Кровавые поля

Перед глазами юноши возникла картина – воспоминания, – и на его лице появилась широкая улыбка.

– Как у Требии?

– Точно. Рим должен заплатить за горе, которое он принес Карфагену. – Сафон поднял кулак. – Заплатить кровью.

– Кровью! – повторил Ганнон.

Солнце еще не достигло зенита, а жара стала чудовищной. Ганнону пришлось остановить себя – он регулярно прикладывался к фляге, и та наполовину опустела. Он не привык к жаре, как его солдаты, которые редко пили воду. Сколько времени прошло с тех пор, как Гасдрубал повел в атаку иберийскую и галльскую кавалерию? Ганнон не знал, но с этого самого момента сердце отчаянно колотилось у него в груди. Он изо всех сил старался рассмотреть, что происходит впереди, но не сумел увидеть, что делается за многочисленными рядами солдат, – огромные тучи пыли, поднятые копытами лошадей, не давали разобраться в происходящем. Тем не менее, юноша не прекращал свои попытки. Так он мог хоть как-то себя занять, провести время, которое ползло вперед со скоростью черепахи.

Ганнон повернулся к стоявшему рядом Мутту.

– Проклятье, как ты думаешь, что происходит?

Тот скорбно пожал плечами.

– Кто знает, командир?

От разочарования Ганнону хотелось встряхнуть своего заместителя, но он понимал, что на то нет никаких причин.

– Неужели тебе все равно?

Мутт бросил на Ганнона серьезный взгляд.

– Конечно, нет, командир. Но я не могу помочь Гасдрубалу или нашей легкой пехоте, верно? Остается только молиться, что я и делаю. Мы должны ждать и ни о чем не думать. Когда придет наш черед, я покажу тебе, что мне не все равно.

– Я знаю, что так и будет, – ответил Ганнон, немного смутившись, потом сделал шаг вперед и посмотрел в сторону конницы. – Должно быть, солдаты Гасдрубала сдержали римскую кавалерию – ведь мы ее не видим.

– Совершенно верно, командир.

– Баал Хаммон поможет им изгнать вражеских всадников с поля сражения, как планировал Ганнибал.

Справа раздались громкие радостные крики, что заставило Ганнона повернуть голову в ту сторону. Он сумел разглядеть пращников и легкую пехоту, которые возвращались через ряды галлов и иберийцев. Его солдаты начали возбужденно переговариваться.

– Легкая пехота возвращается! – воскликнул Ганнон.

– Так и есть, командир, – ответил оживившийся Мутт. – Теперь в дело вступит тяжелая пехота.

Помощник был прав. Прошло некоторое время, прежде чем легкая пехота вернулась – они радовались, что сумели уцелеть и уничтожить превосходящее число римских велитов. Некоторое время ничего не происходило. Жара усиливалась, как и волнение солдат, – казалось, еще немного, и будет достигнута точка кипения. По рядам прокатился дружный вздох, когда раздался повторяющийся зов вражеских труб. Это был сигнал к наступлению. Ожидание закончилось.

Ганнон даже испытал облегчение; такие же чувства он увидел на лицах многих солдат.

Послышался тяжелый топот шагающих в такт восьмидесяти тысяч римских легионеров. Земля под ногами Ганнона задрожала, и внутри у него все сжалось от страха. За всю свою жизнь он никогда не слышал подобных звуков. Они производили жуткое впечатление во время сражения при Требии, но тогда их заглушал сильный ветер. У Тразименского озера у римлян не было шанса одновременно перейти в атаку. Ганнон пожалел, что не может хотя бы на минуту оказаться в переднем ряду, чтобы увидеть наступающего врага. «Я бы мог обделаться, – с мрачным юмором подумал Ганнон, – но увидеть такое того стоило».

Между тем иберийские и галльские войска двинулись навстречу римлянам, стараясь произвести впечатление друг на друга и на Ганнибала. Столкновение противников. Боги… На что это будет похоже? Ганнон сделал глубокий вдох и медленно выдохнул, сказав себе, что должен сохранять хладнокровие. «Наше время придет. Мы покроем себя славой. Ганнибал будет нами гордиться. Карфаген будет нами гордиться. И я отомщу за то, что случилось со мной в Виктумуле, – если не Пере, то всякому римлянину, который окажется на расстоянии удара меча».

После часовой схватки примерно двадцати тысяч велитов с легкой карфагенской пехотой первых отвели назад. Легкая пехота просочилась в узкие проходы между манипулами, подбадривая гастатов и хвастаясь количеством поверженных врагов. К счастью, собственных потерь у них было совсем немного. Легионеров охватило нервное возбуждение. Они возносили молитвы, заключали сделки с богами, сплевывали, некоторые солдаты успели помочиться. Улыбок и шуток стало заметно меньше. Положение становилось серьезным.

Приказ выступать последовал, как только вернулись последние велиты. Внезапно раздался победный клич, и легионеры застучали древками копий по щитам. Шум стоял неописуемый, и так продолжалось некоторое время. Кораксу и остальным офицерам пришлось использовать сигналы руками, чтобы приказать легионерам сомкнуть ряды и начать движение вперед. Однако до врага оставалось преодолеть еще значительное расстояние, и довольно скоро шум стих.