Кровавые поля

Он бросил презрительный взгляд в сторону фаланги Бостара. Наконец он получил признание Ганнибала и обошел брата. Жаль, что его не видно. Перед тем как войти в город, Сафон хотел бы насладиться несчастным выражением его лица. Неожиданно он почувствовал возбуждение солдат у себя за спиной. Их ряды раскачивались, делая шаг вперед, потом назад. Позади них большой отряд иберийских всадников требовал, чтобы он вел своих людей вперед. Пришла пора действовать. Ведь на него смотрел сам Ганнибал.

– Стройтесь, шеренги по шесть, сомкнуть строй. Первый ряд и на флангах, поднять щиты. Будьте готовы к обстрелу и приготовьте копья.

Встав в центре первой шеренги, Сафон медленным шагом повел копейщиков вперед. Он внимательно изучал бастионы, чтобы не пропустить атаки врага, и с радостью обнаружил, что защитники сосредоточили все силы на галлах, которые спрыгивали на бастионы с полудюжины лестниц. Сафон продолжал смотреть по сторонам, пока они не оказались у стены. Но и здесь он не позволил себе расслабиться. Даже один легионер с дротиком может представлять серьезную опасность.

Они прошли под аркой ворот, наступая на разбитые доски. Еще несколько шагов, и его глазам предстали результаты кровавой бойни: улица, усеянная телами, по большей части римлян, глубокие рваные раны на шеях, груди и конечностях, многие обезглавлены. И все вокруг окрашено в алый цвет крови. Повсюду валялось оружие, брошенное солдатами, которые пытались спастись бегством. Сафон еще больше зауважал галлов, получив подтверждение эффективности их атак на запаниковавшего врага.

– Надеюсь, они оставили и для нас парочку римлян, – крикнул он.

Его солдаты издали в ответ леденящий душу вопль.

Они двинулись по главной улице, а иберийцы рассредоточились по боковым. Сафон не знал, что Ганнон, все еще живой, находится совсем рядом. И что его судьба висит на волоске.

Ганнон очнулся от криков, потом услышал проклятья и стоны. Когда он открыл глаза, боль в шее обожгла его с новой силой, но то, что он увидел, заставило забыть о себе. На одной из балок с веревкой вокруг шеи висел Бомилькар. Кусок ткани, обмотанный вокруг головы, почти не давал ему дышать. Трое иберийских пехотинцев стояли, образовав круг, и пинали Бомилькара ногами, подталкивая его друг к другу. С каждым новым ударом Бомилькар пытался сохранить равновесие и не упасть. Иначе он бы просто задохнулся. Иберийцы по очереди прикладывались к треснутой амфоре, и по их раскрасневшимся лицам Ганнон понял, что они уже достаточно выпили. Скорее всего именно по этой причине Бомилькар был жив. Впрочем, сколько еще он сможет продержаться, Ганнон не знал. Один из солдат вытащил свою фалькату и принялся точить ее оселком для правки.

«Почему они не поступили так же со мной?» – подумал Ганнон и, пошевелив рукой, все понял.

Из сена торчала только его голова. Бомилькар набросил на него сено, как одеяло, и иберийцы попросту его не заметили. С бьющимся сердцем Ганнон снова откинулся на кучу сена. Если он не будет шевелиться, они не найдут его укрытие, которое находилось в пятнадцати шагах от них, в глубине сарая. Завтра утром он спокойно выйдет на улицу и отыщет своих родных.

Но радость тут же испарилась под давлением чувства вины. Чтобы это сделать, ему придется смотреть, как умирает Бомилькар, замученный так же, как его истязал Пера. Ганнон не мог так поступить, как не мог убить Квинта, когда тот попал в засаду. Значит, следовало действовать, и быстро. Ганнон почувствовал, как что-то жесткое упирается ему в бок, и вспомнил про гладиус; но он не сомневался, что если встанет, держа его в руке, умрет сразу и мгновенно. Лучше быть безоружным – тогда он не покажется иберийцам опасным. Ганнона окатила новая волна страха. А что, если они плохо знают карфагенский язык и он не сможет объяснить им, кто он такой? Многие в нижних слоях армии Ганнибала либо вовсе не говорили на его родном языке, либо почти не говорили. Впрочем, в этом не было нужды, потому что у них имелись офицеры, понимавшие карфагенский.

Солдат с фалькатой в руке проверил большим пальцем, достаточно ли остер меч, удовлетворенно оскалился и перевел взгляд на Бомилькара.

Ганнон решил, что ему придется рискнуть. В противном случае будет слишком поздно. Отбросив в сторону сено, он сел, стараясь не касаться гладиуса.

Иберийцы по-прежнему его не замечали, поэтому он встал и откашлялся.

В следующее мгновение к нему повернулись три изумленных лица, иберийцы замерли, но тут же вытащили оружие и бросились к нему.

– ГАННИБАЛ! – выкрикнул Ганнон так громко, как только мог.

Все трое резко остановились.

– Ганнибал и мой командир! – сказал Ганнон на карфагенском языке. – Вы понимаете?

Двое солдат тупо уставились на него, третий нахмурился и быстро что-то спросил на своем языке.

Ганнон не понял ни слова. Он повторял имя Ганнибала снова и снова, но его попытки не принесли успеха. Подняв вверх мечи, иберийцы двинулись к нему, напомнив о том, какими они могут быть опасными на поле боя. «Не получилось, – устало подумал Ганнон. – Я мертвец».

И тут один из них показал на него и задал новый вопрос.