Кровавые следы. Боевой дневник пехотинца во Вьетнаме

Ближе к вечеру операция закончилась. Нам не сказали, было ли так задумано, или это просто совпадение, но Тет, вьетнамский Новый год, начался на следующий день. Соединённые Штаты объявили перемирие на период Тета, как я думаю, в надежде, что оно перерастёт во что-то более длительное и постоянное. Мы уже объявляли подобное перемирие в предыдущую пару лет, но до сих пор приобретали лишь изрядное количество солдат, убитых и раненых в это время.

Наш план теперь состоял в том, чтобы выдвинуться к ближайшему открытому пространству, которое для нас послужило бы местом отправки. Прямо перед прибытием туда капитан Бёрк подошёл к третьему отделению, в самый конец, и вручил мне и ещё нескольким солдатам коробки спичек. Он сказал нам поджигать всё вокруг по мере продвижения. Это поспособствует общему процессу дефолиации и помешает ВК следовать за нами по пятам. У меня в каске лежало письмо от моего брата Келли. Я быстренько его перечитал, а затем использовал для розжига и подпалил небольшое поле слоновой травы. Трава была сухой и легко занялась. В ответном письме Келли я сообщил ему, что его письмо послужило делу борьбы с Вьетконгом.

Кое-где нам встречалась зелёная растительность, которая отказывалась сотрудничать. Это раздражало Сою, который превратился в пироманьяка-берсерка и опустошил свой огнемёт в окружающие нас заросли. Своим загущённым керосином он мог заставить гореть всё, что угодно. Конечно, его мотивация к участию подогревалась острым желанием носить значительно меньший груз весь остаток дня. Я забыл спросить у него, как он перезаряжал эту штуковину и сделал крупную ошибку, когда не попросил его дать разок выстрелить. Вот было бы приключение!

Вертолёты перевезли нас на большой аэродром в Сайгоне, где мы все набились в пустые грузовые отсеки нескольких заляпанных грязью самолётов «Карибу», которые должны были отвезти нас домой. Сидений не было, просто пол. Мотор сильно шумел, исключая любые попытки разговаривать, пока самолёт, гремя и трясясь, двигался в сторону Лай Кхе. По звуку мы как будто сидели внутри стиральной машинки, которая вот-вот разлетится на части. Я заметил три дырочки от пуль на высоте головы на правой стороне и ещё одну на левой. Я попытался представить, как они там появились. Они могли остаться от четырёх пуль, или, может быть, только от трёх, которые попали в правую сторону, но только одна пролетела насквозь и вышла с левой стороны. Две, которые не прошли, могли угодить во что-то вроде груза или попали в голову сидящего там пехотинца, думающего, что он на несколько минут очутился в безопасности, потому что выбрался из джунглей.

В расположении роты первым делом прошла раздача почты. Потом нас, словно победоносных героев, отвезли в помывочный пункт Лай Кхе, чтобы привести себя в порядок. Лимузинами нам послужили двух-с-половиной-тонные грузовики. Вечером у нас состоялось ротное барбекю, их иногда устраивали, чтобы отметить окончание крупной операции. Огромное количество гамбургеров и хот-догов шипело возле столовой на пятидесятипятигаллонных бочках, разрезанных вдоль и наполненных пылающими углями. Повар Джонс работал, не покладая рук. Пива было вдоволь, и офицеры смешались с нами, обычными солдатами, чтобы нас подбодрить и каждому сообщить, какое большое дело мы выполнили.

Джеймисон собрал круг слушателей неподалёку от гриля, громко высказывая свои мнения по различным вопросам любому, кто пожелал бы его слушать. Его волосы прямо сочились «Брилкримом» [38], которым он пользовался в базовом лагере, но не в поле. «Бронзовая Звезда», без V за храбрость [39], висела на тонкой цепочке у него на шее. Он получил её ранее во время «Седар-Фоллс» за обследование каких-то туннелей. В них не оказалось никого, кто его обстрелял бы, так что ему досталось «Бронзовая звезда» за заслуги, без V за храбрость. Джеймисон называл её своей похвальной звездой и горел желанием нам о ней рассказывать. Из его рассказа я не почерпнул ничего полезного, но он послужил мне хорошим развлечением, пока я ел гамбургер и печёные бобы.

Когда еда закончилась, парни разбрелись повсюду. Моей конечной целью стал ротный клуб. Однако пиво там подавали не бесплатно, так что надо было захватить деньги для «Монополии» из моей тумбочки. В бараке с полдюжины парней пили пиво и в Н-надцатый раз перечитывали письма. В дальнем конце помещения Лопес протирал рацию влажной тряпкой. «Да, вылижи её так же, как вылизываешь Фэйрмену задницу», — сказал Хэнли громко, чтобы все слышали. Хэнли был рослым белым парнем из Техаса, он провел во Вьетнаме уже несколько месяцев. Обычно он держался тихо и угрюмо. Ещё несколько недель назад он сам был радиотелефонистом. «Хэнли, иди нахуй!» — ответил Лопес.

— Да, ты наверняка поцеловал Фэйрмена в зад. «Можно я буду радистом, ну пожалуйста?», — произнёс Хэнли тоненьким голосом, передразнивая Лопеса, как будто тот был маленькой девочкой .

— Я сказал: иди нахуй, — таков был ответ Лопеса. С этими словами он встал и направился к Хэнли.