Кровавые следы. Боевой дневник пехотинца во Вьетнаме

Центральная секция нашего лагеря не спала бы так крепко, если бы знала, что когда в ту ночь к нам приближались ВК, многие поджидающие их часовые похрапывали. Даже Соя уснул. Я был рад до усрачки, что хотя бы Иларди не спал.

Пока мы охраняли дорогу, другие батальоны проводили долгие зачистки по окружённой зоне. Теперь снова настал наш черёд. Патрульные роты заняли блокирующие позиции и занимались охраной дороги, а «Черные львы» из 2/28 и рейнджеры из 1/16 разошлись в разные стороны на зачистки.

Прямо за пределами периметра мы нашли следы крови от взрыва гранаты Иларди. Раненого по-настоящему изодрало, кровь текла из него, как из заколотой свиньи. Крови было столько, что по следу мог бы идти даже слепой. Ржаво-коричневые пятна виднелись повсюду. Кое-где мы находили использованные бинты. Возможно, разлетающимися осколками посекло более, чем одного ВК. У среднего человека в теле всего четыре или пять кварт крови, которую можно потерять, а тут был след в двести метров длиной. Он кончился внезапно без мёртвого тела и видимых признаков могилы.

Мы добрый час потратили на движение по следу длиной примерно в два футбольных поля. Головной и идущие впереди шли медленно и осторожно. Мало радости наткнуться на раненого вражеского солдата, который не может идти дальше и остановился, чтобы стоять до последнего и унести с собой нескольких круглоглазых.

К удивлению, при зондировании почвы в поисках могилы мы откопали линию связи, или «Лима-Лима» [59], как мы их называли. Это был телефонный кабель толщиной с мизинец, зарытый в землю на четыре-шесть дюймов, он тянулся на запад, в сторону Камбоджи. Мы пошли по кабелю. Через каждые несколько метров нам приходилось останавливаться и копать, чтобы убедиться, что мы по-прежнему над ним.

Через километр или около того вертолёт доставил нам немецкую овчарку из корпуса К-9 с проводником и ещё американца, который говорил по-вьетнамски и знал, как врезаться в телефонную линию. Собака взяла след, и процесс следования проводу пошёл быстрее. С собакой мы прошли ещё пару километров. Трудно было оценить человеко-часы – время и усилия, потраченные на прокладку этой линии. Это было просто невероятно.

К концу дня мы так и не нашли, чем заканчивалась линия. Командир считал, что в конце может оказаться что-то большее, чем просто радиопередатчик. Мне казалось, что в конце может оказаться что угодно, может даже целая рота или батальон Вьетконга или СВА, и мне не хотелось ужинать с ними. К нашему восторгу, командование приказало нам возвращаться в лагерь. Прежде, чем мы ушли, переводчик вытащил свои инструменты и подключился к линии. Он провёл короткий разговор с телефонистом СВА, который быстро понял, что говорит с самозванцем. Переводчик окончил беседу, как он сам объявил, словами «Хо Ши Мин — мудак» и ещё несколькими неприятными фразами на вьетнамском. Нам показалось, что он был вполне доволен собой из-за того, что сумел уязвить вражеского солдата, обругав его лидера. Затем мы перерезали провод в нескольких местах и пошли обратно.

Я был ошарашен. Хотя я и обрадовался до крайности приказу убираться нахрен оттуда, но меня поразил, что наши разведчики, служба G-2, не пожелали сохранить линию, чтобы вернуться к ней позже и попытаться подключиться к ней просто для прослушивания. Ситуация представлялась бессмысленной, по крайней мере для меня. Мне казалось, что мы отказываемся от того, что могло оказаться настоящим Клондайком для разведки.

Нам удалось спокойно вернуться в свой лагерь. Там нам сообщили, что рота «Браво», рейнджеры из 1/16, с которой мы разошлись в противоположные стороны, потеряла в тот день больше сотни человек, из них двадцать семь убитыми и семьдесят пять ранеными, когда наскочила на батальон СВА. История была не вполне ясной. По донесениям, убито было более 150 вражеских солдат.

Иногда Фэйрмена становилось трудно понимать. Днём раньше он остановился возле пулемётной позиции и спросил, почему я по-прежнему хожу с винтовкой, раз я помощник пулемётчика. Не хочу ли я сменить её пистолет? Так я смог бы носить больше патронов для М-60. Я сказал, что нет, и что у меня уже есть пистолет, и я не хочу оказаться в джунглях без винтовки. Он сказал мне подумать об этом. Я подумал. Многие парни носили и винтовку и пистолет. У других помощников пулемётчиков были М-16. Чёрт, даже медики в роте «С» носили винтовки. Может быть, он считал, что я хожу налегке и так он хотел эту мысль до меня донести. Может быть, он просто ко мне придирался.

Мой план состоял в том, чтобы увеличить свою долю общественного имущества ещё на две ленты патронов для М-60. Теперь я достиг шестисот штук, которые должны были весить столько же, сколько общественное имущество, носимое остальными. Вторая часть плана состояла в том, чтобы никогда не поднимать вопрос о винтовке с Фэйрменом. План сработал. Больше он меня не донимал.