Кровавые следы. Боевой дневник пехотинца во Вьетнаме.

Настоящим чудом стало то, что я смог купить батарейки для своего приёмника. Чаще всего они оказывали распроданы. В дальнейшем все свои батарейки я покупал на чёрном рынке в деревне Лай Кхе. Посредником в этих сделках всегда выступал Ким, молодой человек двадцати лет, который сам себя назначил нашим слугой. На самом деле его звали не Ким. Мы так его называли, потому что его настоящее имя звучало, как если полный ящик столового серебра вывалить на пол, и никто из личного состава не мог его выговорить. Навыки Кима в английском были жалкими, но он знал несколько слов, например, «радио» и «батарейки». Он называл мне цены, я давал ему деньги, он возвращался с батарейками и брал комиссионные. Ким также занимался нашей стиркой. Он тащил наши мешки с грязной одеждой в деревню и возвращался с ней, сложенной в аккуратные стопки за доллар или два, выраженные в пиастрах. Он мог даже накрахмалить одежду по вашему желанию, но немногие из нас это делали.

Вернувшись на линию укреплений, я с гордостью продемонстрировал свой новый приёмник, что вызвало всеобщий интерес в пользу какой-нибудь заводной музыки. Конечно, каждый предвкушал свою любимую разновидность музыки, будь то рок-н-ролл, кантри, блюз или что-то ещё. К сожалению, единственной доступной англоязычной радиостанцией было Радио Вооружённых Сил, и в тот момент там передавали не музыку, а прямой эфир речи президента Джонсона, которую он произносил в законодательном собрании штата Теннесси.

Поначалу мы все подумали, что это может быть важное заявление, которые мы все желали услышать — что вот-вот подпишут мирное соглашение. Но всякий энтузиазм относительно Л.Б.Дж. и радиоприёмника испарился, когда стало ясно, что всё это одна и та же старая риторика. Он сказал, что мы — хорошие парни, что мы делаем во Вьетнаме правильные вещи, и что мы на самом деле выигрываем войну. Но сейчас, нет, вы не поедете домой потому, что нет, война не закончилась, так что идите и победите разок за Джиппера[165]! Я по-прежнему считал наши усилия в Индокитае, помощь южным вьетнамцам, благородным делом, но был в душе разочарован, что в словах президента Джонсона не обнаружилось никакого прогресса в сторону мира.

Речь не вызвала особых дискуссий о политике за кулисами войны. Их никогда не бывало. Кое-кто поворчал насчёт того, что две стороны не могут собраться и закончить вопрос, но не более того. В политическом смысле мы были пёстрой группой. Некоторые одобряли наши военные усилия, некоторые нет. Мы так мало про это говорили, что я даже толком не знал, какой стороны придерживается большинство из нас. Многие, похоже, вообще не склонялись ни туда, ни сюда — их просто засосало течением. Америка ведёт войну, идёт призыв, и мы поехали. Им невдомёк было про колледжи и другие модные отсрочки от службы.

Офицеры и сержанты тоже казались внешне безразличными к политике войны. Они указывали нам, что делать и как делать, не обращаясь к общей картине. Они должны были провести нас через наш маленький ломтик войны, не сказав ни слова про весь пирог. Они не пели нам о войне бодрых песен, что они желают нам вернуться со щитом или на щите, потому что мы обязаны выиграть войну ради Господа и ради своей страны и спасти наш народ. Мне это приходилось по душе. Так было лучше всего.

Для нас реальность состояла в том, чтобы закончить командировку и уехать домой одним куском. Нам предстояло этого добиваться, как подразделению, не как группе индивидуумов. В частности, это означало закрывать глаза на наши расхождения во мнениях до такой степени, чтобы даже не обсуждать их. Мы с лёгкостью это выполняли и примерно таким же образом относились к расовым различиям: мы их глубоко игнорировали.

Насколько редки в роте «С» были политические крайности вроде «Чёрта с два, мы не пойдём!»[166] или «Правы или неправы, но это моя страна», настолько же редко звучали лозунги «Власть чёрным» или шуточки про негров. Даже несмотря на то, что большинство джи-ай в роте «С» были белыми, я помню лишь пару расовых замечаний за всё время службы во Вьетнаме. Парень из Арканзаса, который не хотел что-то делать, сказал другим белым, что он «скорее согласился бы высасывать сопли из носа мёртвого негра, пока у него голова не сплющится». В другой раз Кордова прочитал считалку «Ини-мини-майни-мос — поймай ниггера за нос», обращаясь к нескольким парням, среди которых было двое чёрных. Он извинился, сказал, что это просто считалка, и отметил, что не хотел никого лично задеть. Те не слишком переживали на этот счёт, по крайней мере, на вид.

Я уверен, что во многих частях встречались серьёзные расовые проблемы, но, на мой взгляд, рота «С» в 1967 году в их число не попадала. Возможно, они чаще встречались в небоевых частях, где люди не настолько зависят друг от друга. Они могли выжить и так. Мы не могли себе это позволить и должны были держаться вместе.