Кровавые следы

Я начал понимать армейский жаргон. Вертолёт, перевозящий солдат, назывался «слик». Слики имели двух бортовых стрелков и могли вместить десятерых таких, как мы, набитых внутрь со всем нашим снаряжением. Некоторые из этих джи-ай-такси также несли контейнеры с ракетами. «Кабанами» или «ганшипами» называли вертолёты с креплениями для нацеленных вперёд пулемётов и ракет. Они не перевозили солдат, но были набиты боеприпасами и использовались, как летающие вооружённые платформы. Словом «даст-офф» обозначали медицинский эвакуационный вертолёт, который мы чаще называли «медэвак». Спереди и по бокам на них были нарисованы большие красные кресты на белом фоне. На мой взгляд, кресты выглядели, как мишени, что было неправильно. ВК и СВА (армия Северного Вьетнама) уже много раз показали, что сбить медицинский вертолёт, полный беззащитных раненых, даже находящихся без сознания, вполне укладывалось в их понятия о морали. Их это совершенно не смущало.

Шум на лётном поле стоял оглушительный. Шарп подал сигнал рукой, мы все побежали мимо вертолётов, и 3-е отделение набилось в один из них. Мы бежали пригнувшись, чтобы нам не снесло головы, хотя главный винт вращался в пятнадцати футах над землёй. С земли поднималось столько пыли, что невозможно было уберечь от неё глаза и что-нибудь разглядеть. Пока я там служил, я ни разу не слышал, чтобы кого-нибудь на самом деле ударило главным винтом, но, уверен, такие случаи происходили. Когда вертолёты отрывались от земли, они иногда покачивались, отчего одна сторона винта приближалась к земле, иногда достаточно близко для чьего-либо обезглавливания. Позже, во время службы во Вьетнаме, я видел, как один из Чёрных Львов зашёл под хвостовой винт, который расположен гораздо ниже, чем главный. Картина казалась тревожной, но тут же оказалась забавной, как только мы поняли, что обошлось без серьёзных травм. Удар оставил глубокую вмятину на его каске и на несколько минут лишил его способности соображать. К счастью, сильно он не пострадал и его рассудок быстро вернулся к норме, что, впрочем, не особенно много значило, учитывая, что он служил в пехоте.

Внутри вертолёта условия оказались стеснёнными. С восемью людьми на борту вертолёт бы, собственно, полон. С полным отделением из десяти человек он уже был набит. Сблизи я заметил, что у Шарпа в одной из гранат на поясе застряла пуля. И у Голамбински была застрявшая пуля в каске с правой стороны. Эти двое уже в чём-то поучаствовали. К сожалению, я не спросил их, откуда эти пули и упустил пару историй, вероятно, заслуживающих внимания.

На касках было немало надписей. У Лопеса она гласила «Предаю свою судьбу ветру», у кого-то ещё «Рождённый проигрывать». Ещё у одного парня на каске были перечислены месяцы, которые он вычёркивал один за другим. Многие католики в роте писали инициалы «И.М.И» — Иисус, Мария и Иосиф. Интересно, что армия дозволяла эти порывы индивидуальности, тогда как в любом другом вопросе она их усердно вытравливала. Тем не менее, в моё время в роте «С» на касках не было ни значков пацифизма, ни листиков марихуаны. Я остановился на том, что написал «Conlan Abu». Это гэльское выражение означало «Всегда победоносный» и изображалось на гербе моих ирландских родственников со стороны мамы, клана Мур.

Многие парни придавали своим каскам индивидуальность, засовывая предметы под ленту. Самым распространённым предметом была маленькая, прозрачная, пластиковая бутылочка с репеллентом от насекомых. Потом шли спички, сигареты, запасные чеки для гранат, магазины для М-16, и — конечно же — козырные тузы. Всё это барахло на мой взгляд выглядело, как мишень для удачного попадания в голову, так что я ничего таким способом не носил. Если снайпер наметит себе одного из нас, пускай это будет кто-нибудь другой, я не я.

Лопес перед погрузкой открутил антенну с рации, чтобы не выколоть кому-нибудь глаз. На ночной вылазке мы несли больше снаряжения, включая общественную собственность. В неё входили, помимо прочего, мачете, лопаты, тяжелые аккумуляторы для раций, размером с сигаретную пачку, и блоки пластичной взрывчатки. Мне, в качестве моей доли общественной собственности, дали таскать противотанковый гранатомёт в добавление к моим обычным двум пулемётным лентам. Мы не носили гранатомёт на каждое патрулирование. Шарп решал, когда их брать, и чаще всего их брали, если мы направлялись на территорию, где могли оказаться бункеры. Гранатомёты использовались для их разрушения. Слава Богу, наш противник не имел танков, чтобы стрелять по ним. Гранатомёт был лишь чуть больше двух футов длиной, весил примерно десять фунтов, и, к счастью, имел ремень для переноски.

Двигаясь замыкающим, я оказался последним, кто влез в вертолёт и получил место около двери, которая оставалась открытой. Хоть я никогда и не летал на этих летающих яйцевзбивалках, я не переживал. Раз все остальные это делают, это должно быть безопасно.