Кровавые слезы Украины

Некоторые чрезвычайно наивно представляют себе германизацию. Они думают, что нам нужны русские, украинцы и поляки, которых мы бы заставили говорить по-немецки. Но нам не нужны: ни русские, ни украинцы, ни поляки. Нам нужны плодородные земли…

Мы народ господ и должны жестко и справедливо править. Я выну из этой страны все до последнего. Мы должны осознавать, что самый мелкий немецкий работник расово и биологически в тысячу раз превосходит местное население…»

Он был причастен к смерти более четырех миллионов человек на Украине и двух с половиной миллионов к депортации в Германию, где они работали как гостарбайтеры. Под его руководством беспощадно эксплуатировались природные ресурсы Украины. Грабежами отмечена «любовь» нациста к памятникам культуры, особенно к картинным галереям и музеям: многие произведения искусств оседали в его домах, а также на виллах нацистских бонз.

Николай Григорьевич Берест на семейном совете решил уйти с группой «истребков» в партизаны. По договоренности со связным партизанского отряда Григорием Очеретом, за его семьей должна была подъехать машина или повозка. Это был обман, а Григорий являлся связным не столько советской партизанки, сколько бандеровского отряда ОУН, возглавляемого бандитом Вихорем.

Задержка стоила жизни семье переселенца, председателя колхоза «Перемога» – Николаю Григорьевичу, его супруге Агафьи Евдокимовне и их дочери Оксане. Сашко в это время пас на лугу корову и обещал пригнать ее к полудню, а в случае приезда транспорта его должны позвать – луг находился недалеко от председательского дома.

Где-то далеко на подходе к селу гудели моторы немецких бэтээров и грохотали гусеницами бронированные чудовища – средние танки RzIII и RzIV, тяжелых в начале войны у фашистов не было. Именно в это время в село ворвались бандеровцы одной из местных банд. Они арестовали весь партийно-советский актив, состоящий из двух семей Береста и Коржа, а также молодых специалистов, прибывших в Малое поднимать социальную жизнь сельчан.

Когда прибыли первые мотоциклисты вермахта, бандиты, встретив их хлебом-солью, решили передать оккупантам для расправы «подарок» – большевиков. Но немцы, то ли не захотели возиться с ними, то ли были ограничены во времени в связи со стремительностью наступления, возложили учинить суд над «советами» оуновцам.

Коржа и Береста вывели на майдан избитыми, испачканными красной жидкостью, которая должна течь в сосудах каждого человека, обретшего жизнь. Но, по злой воле злодеев, ее вылили из порванных сосудов на землю. От домов их везли с завязанными сзади руками на фурманках – повозках, запряженных колхозными лошадьми, которым суждено было доставить на казнь своего хозяина и кормильца – председателя колхоза, окружившего особой заботой «живые лошадиные силы» – главную сельскую силищу и тягло.

Когда повозка подъехала к майдану (рус. – площадь, выгон. – Авт.) в центре села, где располагался сельсовет, Григорий Очерет оказался главным распорядителем казни. Бандиты согнали на площадь многих селян. На огромной березе, выросшей на воле и раскинувшейся двумя толстыми снизу ветвями, бандиты вязали веревки с петлями. Под ними стояли две казенные, выкрашенные коричневой масляной краской и уже облупившиеся табуретки.

Сначала к петле подвели председателя сельсовета – он не мог стоять. Поддерживая руками, бандеровцы поставили его на табурет и, просунув голову в петлю, тут же выбили опору из-под ног. Тело Коржа какое-то время подергалось и застыло.

К другому эшафоту публичной казни вели окровавленного председателя колхоза Береста. Когда Николаю Григорьевичу надели на шею веревочную петлю, он сам взошел на табуретный постамент и громко крикнул:

– Будьте вы прокляты, холуи фашизма! Победа будет за на…

Он не успел договорить, как под сильным ударом ноги Очерета табурет покатился кубарем…

Жену и дочь Береста расстреляли вместе с родственниками Коржа.

Сашко издали заметил судилище на майдане и понял – его участь будет решена таким же образом.

– Ну, Манька, гуляй на лугу и кушай травку. Тебя одну не оставят. Найдется хозяин или хозяйка и подоят, и приютят, и накормят, – проговорил со слезами на глазах Александр.

Он подошел к ней и поцеловал «малую молочную фабрику», так ее называл отец, между рогами в лоб, над которым жужжала и прилипала.

За своей коровой приплелся на луг и добрый сосед Кондрат Овчарук. Он поведал, что его отца Николая Григорьевича повесили только что, а мать и сестру расстреляли оуновцы.

– Беги отсюда, сынок, а то они тебя достанут, – посоветовал Кондрат.

Сказал искренне и предложил срочно переместиться на хутор Песочная Яма к его одинокому деду, отцу его жены Тарасу Евсеевичу Котику, рассказав, как туда можно безопасно добраться.

– Я сейчас возьму коня и слетаю к нему. Предупрежу. А ты к вечеру подходи. Он будет тебя ждать, – продолжал Кондрат.