Кровавые сны владык

То, что произошло сегодня, оказалось для нее серьезной победой — и теперь не она была под покровительством Ритана, Коренмая и Имур, а они зависели только от нее. Сделавшись Хан-ши, бывшая королева Дораса превратилась в фигуру, которую уже не могли разменивать или прятать за другие.

Теперь она сама могла управлять и делать ходы.

Единственное, что ее смущало — так это то, что ей совершенно не хотелось править Ордой. Она не чувствовала в себе желания сделать что-то хорошее для этих людей, таких чужих и неприятных.

Но ничего, все еще может измениться.

* * *

Осел ревел и упирался, будто чувствуя, что Родрис собирается от него избавиться. Они не шли, а именно что тащились по улицам вечернего Жако, пробираясь через толпу. Новые штаны были в грязи по колено, и даже старая кожаная куртка местами покрылась разводами — горожане были теми еще свиньями, а осел вполне подходил на роль пророка их любви к мусору.

— Ты ужасен, — сообщил бывший первосвященник Дегеррая, останавливаясь передохнуть. — Ты самое глупое, ленивое и упрямое животное, и даже варварам не сравниться с тобой в этом!

— Йя? — поинтересовался оскорбленный осел.

— Ты, кто же еще…

За день до этого Родрис договорился о продаже животного с пожилой женщиной — конечно, это станет не лучшей сделкой в ее жизни, осел был тем еще ослом, но, с другой стороны, бывший первосвященник и не заламывал цену.

Однако путь до дома покупательницы оказался слишком долгим.

Родрис сомневался в том, что способен выдержать его до конца, и готов был оставить осла прямо здесь.

— Вот такого! Такого ослика! — заорала девчонка, высунувшаяся из кареты, только что окатившей его нечистотами из лужи.

Она вылезла почти до пояса, и Родрис увидел на шее ребенка кровоподтеки, обычно прятавшиеся под пышным воротничком платьица.

— Берите даром, — в сердцах заявил он и только в следующий момент осознал, что герб на карете принадлежал графу Ранзо, про которого он точно знал, что тот как-то раз запорол четверых конюхов за то, что его жеребец захромал на императорской охоте.

В темницу графа бросили за участие в заговоре против императора незадолго до войны, а освободил, видимо, наместник Жарай.

Девочка в карете, скорее всего, была внучкой графа, и о ней Родрис не знал почти ничего.

Карета остановилась в полусотне локтей от бывшего первосвященника Дегеррая, и с козел спустился кучер. Он подошел к ослу, старательно обходя лужи грязи, молча вложил в руки Родриса одну серебряную монетку — как милостыню подал.

Затем забрал повод и потащил животное за собой.

К удивлению бывшего первосвященника, осел отнесся к этому спокойно и, хотя шел не очень охотно, но особо и не упирался.

— Спасибо, Владыка Дегеррай. — Родрис коротко поклонился вслед отъезжающей карете, за которой мелкой рысью трусил его давний приятель и спутник. — Прощай, осел. Не думаю, что новые хозяева пустят тебя на мясо, они хотя бы богаты.

Дайрут

Теперь Дайрут носил длинные волосы, стянутые на затылке черным шелковым шнурком, аккуратные бородку и усы, черную рубаху, черные штаны и длинный тесак за поясом.

Мартус Рамен, когда говорил о том, что он — настоящий хозяин Жако, не преувеличивал. Никто, даже патрули, не смели останавливать владельцев черных рубах, по крайней мере, в обычных обстоятельствах.

В городе было неспокойно, то и дело появлялись твари Хаоса, возникали из воздуха и бросались на людей. И чаще всего между горожанами и демонами или бесами вставали не кочевники, а люди Рамена.

У них были обереги, они знали слабые места врагов и хоть как-то умели владеть оружием. Подчас кто-то погибал, но все чаще чернорубашечники побеждали без потерь — ведь главным было дожить до конца схватки, а потом можно будет выпить зелье, приготовленное Лиеррой.

На службу к наместнику шли те, кого не взяли чернорубашечники, а если вдруг кого-то ограбили или оскорбили, то за ответом шагали не в Цитадель, а к одному из помощников Мартуса.

То, что город считался принадлежащим Орде, было исключительно доброй волей Рамена и Лиерры.

Налоги здесь собирались из рук вон плохо, а если вдруг кто-то из людей степи оказывался замешан в грабеже или изнасиловании, то его вешали свои же, чтобы ни в коем случае не вызвать волнений, результат которых был известен заранее.

Никакая Цитадель не спасет от разъяренной толпы, в которой есть люди, знающие город и тайные ходы в нем гораздо лучше, чем его временные хозяева.

В своих донесениях наместник Жарай постоянно лгал, потому что иного выбора у него не было — или признать себя неспособным справиться с горожанами, или выгораживать себя.

Больше всего Дайрута угнетало то, что разрабатываемые им операции выполняли другие. Ему хотелось окунуться в бой, надеть доспех и взять в руки мечи, однако это оказалось невозможно. И поэтому ему приходилось изображать из себя одного из многочисленных помощников Мартуса, человека весьма уважаемого.