Кровавые вороны Рима

– Я это точно знаю. – Взяв кусок ткани, Макрон вытер лицо. – Убийство есть убийство, назови его душегубством или войной, все равно. Просто если нашей смертью распоряжается какой-нибудь высокопоставленный ублюдок, ее легче принять. Но попробуй объяснить это жертвам! – горько усмехнулся Макрон, но тут же нахмурился, увидев, как один из помощников кузнеца уселся на табурет и протянул руку за флягой.

– А ну вставай! Нечего отлынивать от работы! Будете отдыхать, когда я разрешу!

Легионер послушно поднялся с табурета и, взяв молоток и щипцы, потянулся за двумя раскаленными заготовками, чтобы изготовить очередной кальтроп.

– Пожалуй, мне пора заняться делом, господин префект.

– Ладно. Но ночью обязательно отдохни. Если Каратак предпримет попытку штурма до рассвета, хочу видеть тебя полным сил и готовым к битве.

– А вы сами хоть немного поспите?

– Попытаюсь.

Макрон вернулся к прежнему занятию, наблюдая за изготовлением малого по размеру, но очень эффективного оружия.

Катон с радостью покинул горячую кузницу и с наслаждением подставил лицо под холодный порывистый ветер. Облака спустились еще ниже, и хотя сумерки должны наступить не ранее чем через час, дневной свет уже начал блекнуть. Префект свернул к конюшням, где держали пленников, готовя себя к тяжкой обязанности, которую предстояло исполнить.

Не пройдя и десятка шагов, он встретил Квертуса. Центурион вынырнул из прохода между офицерской столовой и казармами, где разместились фракийцы. Заметив префекта, направился в его сторону.

– Можно вас на пару слов, господин префект?

– В чем дело?

– Позвольте отвести лошадей на водопой, господин префект. Как я уже говорил, эскадроны по очереди спустятся к реке. Я расставлю пикеты вверх и вниз по течению, на случай, если силуры попытаются напасть.

План казался разумным, и Катон не возражал.

– Хорошо, действуйте, только не рискуйте без нужды. При малейшем намеке на опасность немедленно возвращайтесь в форт. Если Каратак отрежет нас от реки и не станет хватать воды, придется избавиться от лошадей раньше, чем первоначально предполагалось.

– Как прикажете, – после недолгой заминки откликнулся Квертус.

Фракиец прошел к офицерской столовой, а Катон некоторое время смотрел ему вслед, бормоча про себя:

– Надо же, какие перемены в поведении… Может, он начинает понимать, что дерзить вышестоящему начальству больше нельзя. Жаль, что Квертус осознал это, только впутав весь гарнизон в страшную беду.

По крайней мере, одной проблемой меньше, и можно выбросить ее из перегруженной невеселыми мыслями головы. Или одним поводом для подозрений больше, шепнул внутренний голос. Будь проклят этот фракиец!

* * *

– Поднимай своих людей! – приказал Катон Маридию.

Условия, в которых содержались пленные, были вполне сносные для находящейся в осаде крепости. Каждый воин был на счету, и пленников охраняли четыре легионера. Руки силуров были заломлены назад и закованы в кандалы. Продетая в железную петлю цепь намертво прикрепляла каждого пленника к толстым бревнам, поддерживающим балки конюшни. Шанса освободиться и напасть на защитников крепости у силуров не было. Пользоваться отхожим местом они тоже не могли, и в конюшне стояло зловоние от человеческих испражнений и пота.

Принц из племени катувеллаунов сидел, гордо выпрямив спину, и с вызовом смотрел на префекта. Он будто не слышал приказа.

– Подними пленных! – приказал Катон легионерам, которые зашли вместе с ним в конюшню.

Легионеры начали подгонять пленников сапогами и древками копий. Послышались крики возмущения и боли, но силуры стали торопливо подниматься и вскоре столпились посреди конюшни. Под суровым взглядом Катона крики умолкли, и слышались лишь звон цепей и шарканье ног по соломе. Катон с отвращением смотрел на прилипшие к одежде, коже и волосам экскременты. Среди пленных были старики, женщины и стайка перепуганных детей, которые прижимались к родителям. Их прискорбный вид вызвал в сердце Катона жалость, но он немедленно подавил это чувство.

Нужно выбрать десять человек, которых казнят завтра, если Каратак попытается пойти на штурм крепости. Кого же выбрать? К горлу подкатила тошнота. Власть над чужой жизнью и смертью ужасала. Но он сам пообещал вражескому вождю, и теперь надо держать ответ за свои слова. Так кого же выбрать? Может, стариков? Позади долгая жизнь, и уже нечего терять. Или молодых? Их смерть произведет гораздо большее впечатление на врага. Чья жизнь более ценна: умудренная опытом или на ее заре? И где здесь логика? А как быть с людьми, способными нести воинскую службу? Во время войны именно их смерть принесет больше пользы, так как они укрепляют силу и мощь своего народа, позволяя продолжать войну. Однако их смерть не произведет такого впечатления на сердца и умы соплеменников.