Кровавые вороны Рима

– Прекрасная мысль, – многозначительно поднял бровь Катон. – Только не следует торопить события. В данный момент Квертус нам нужен, ведь он имеет огромное влияние на воинов в крепости. Разберемся с фракийцем, когда будет снята осада. Разумеется, если доживем до этого дня.

– Вижу, и ты полон оптимизма, – нахмурился Макрон. – Молодец, нечего сказать.

Катон улыбнулся словам друга, радуясь кратковременной передышке, когда можно расслабиться после пережитого на собрании офицеров напряжения. Затем он надел подшлемник и шлем и стал застегивать ремешок. Макрон последовал его примеру, но справился с задачей гораздо быстрее. Заметив, как неловко Катон работает пальцами, он добродушно предложил:

– Давай я.

Отступив на шаг, Катон покачал головой, злясь на себя, что не сумел скрыть терзающую душу тревогу.

– Сам справлюсь. – И снова принялся возиться с непослушными ремешками.

– Думаешь, Каратак пойдет утром на попятную, если увидит, что брат может лишиться жизни? – осведомился Макрон.

– Не знаю, – задумался Катон, опуская руки. – Он привел к стенам Брукциума армию, преследуя две цели: рассчитаться с Квертусом за зверские набеги и освободить брата. На его месте я бы прежде всего поддержал союзников, а уж потом подумал о судьбе брата. Вот только брата у меня никогда не было, так что мне сложно представить глубину чувств, которые Каратак испытывает к Маридию.

– У меня тоже нет братьев, но думаю, я бы сначала попытался спасти брата, подвернись такая возможность, – пустился в рассуждения Макрон. – И если бы это не удалось, не знал бы покоя, пока не отомстил бы за его гибель.

– Тогда у тебя много общего с Каратаком.

Катон сам изумился неожиданно пришедшей в голову мысли. Возможно, в его словах заключается больше правды, чем хотелось бы. Определенно, Макрон и Каратак во многом родственные души, даже братья по оружию, несмотря на различие в целях, за которые они сражаются. У обоих твердые понятия о доблести и чести, оба отличаются прямолинейной честностью, о которой сам Катон мог только мечтать, понимая, что никогда таким не станет. Слишком многое он подвергает сомнению, терзаясь неуверенностью, а потому не может позволить себе роскоши идти прямым путем и точно знать, где добро, а где зло. От сознания, что ему не дано разделить чувства не ведающего сомнений Макрона, больно кольнуло сердце.

– У меня? – вскипел от негодования Макрон, – Что может быть у меня общего с этим ублюдком? Да никогда! Что за чушь! – Он протянул руку к щеколде. – Тоже мне, выдумал… Ладно надо возвращаться на стену.

Катон не успел загладить вину, так как Макрон стремительно вылетел из комнаты, бормоча под нос проклятия.

– Вот вам и воинское братство, – пожал плечами Катон, следуя за другом.

* * *

Всю ночь гарнизон Брукциума следил за подходами к крепости. Со складов принесли копья и сложили у подножия земляного вала, где уже лежали аккуратные вязанки прутьев, обильно смазанные дегтем, чтобы легко загорелись, когда придет время перебросить их через стену, чтобы осветить противника. В небольших жаровнях, расставленных вдоль внутренней стороны земляных валов, мерцал огонь, у которого пытались согреться некоторые солдаты. Отблески пламени падали на лица, окрашивая их в красноватый цвет. По сигналу из штаба сменились часовые. Звуки рога разнеслись над лагерем. Стога сена некоторое время ярко горели, освещая территорию под фортом и вражеских воинов. После полуночи огонь погас, и только кое-где в темноте вспыхивали искры.

Катон и Макрон обосновались в караульной будке, откуда по очереди ходили осматривать укрепления и проверять готовность воинов. Катон то и дело останавливался и, напрягая зрение и слух, всматривался в ночь, чтобы не пропустить ни одного движения противника. Кругом стояла тишина, не считая редких приглушенных голосов, доносившихся со строевого плаца. У других стен крепости ничего подозрительного не обнаруживалось. Кроме того, из-за шума реки все равно не представлялось возможным что-либо расслышать. Возвратившись в караульную будку, Катон сел на скамью, положив рядом шлем. Закутавшись в плащ, он закрыл глаза. Напротив раскатисто храпел Макрон. Скоро придется его будить, чтобы в очередной раз проверить укрепления. Катону не спалось, однако он хотел показать часовым, что полностью сохраняет присутствие духа и может дремать, несмотря на близость противника. Из личного опыта он знал, что это производит благоприятное впечатление на солдат, и вскоре слухи о хладнокровии командующего распространятся по всей крепости.