Кровавые земли: Европа между Гитлером и Сталиным

За пределами Польши мера польского страдания недооценена. Даже польские историки редко вспоминают советских поляков, которых морили голодом в Советском Казахстане и Советской Украине в начале 1930-х годов, или советских поляков, расстрелянных во время сталинского Большого террора в конце 1930-х годов. Никто не пишет, что советские поляки страдали больше, чем представители любого другого европейского национального меньшинства в 1930-х годах. Редко вспоминают тот поразительный факт, что советский НКВД произвел больше арестов в оккупированной Восточной Польше в 1940 году, чем на остальной территории СССР. Во время бомбардировок Варшавы в 1939 году погибло примерно столько же поляков, сколько немцев во время бомбардировок Дрездена в 1945 году. Для поляков те бомбардировки были лишь началом одной из самых кровавых оккупаций войны, во время которой немцы уничтожили миллионы польских граждан. Только за время Варшавского восстания погибло больше поляков, чем японцев во время атомных взрывов в Хиросиме и Нагасаки. У поляка-нееврея в Варшаве, который был жив в 1933 году, были приблизительно такие же шансы дожить до 1945 года, как и у еврея в Германии, который был жив на момент 1933 года. Поляков-неевреев было уничтожено во время войны почти столько же, сколько было отравлено газом европейских евреев в Аушвице. Фактически, больше поляков-неевреев погибло в Аушвице, чем евреев в любой из европейских стран, за исключением двух (Венгрии и самой Польши).

Польский литературный критик Мария Янион сказала о вступлении Польши в Европейский Союз: «...в Европу, да, но вместе с нашими мертвыми». Важно знать как можно больше об этих мертвых, в том числе и о том, сколько их было. Невзирая на свои огромные потери, Польша тоже являет собой пример политики непомерно высокой жертвенности. Поляков учат, что шесть миллионов поляков и евреев были уничтожены во время войны. Эту цифру, кажется, вывел в декабре 1946 года ведущий сталинист Якуб Берман для внутриполитических целей создания видимого баланса погибших поляков и евреев. Примерное число, которое он «исправил», 4,8 миллиона человек, видимо, ближе к истине. Это все равно колоссальная цифра. Польша потеряла, наверное, около миллиона человек нееврейского гражданского населения из-за немцев и около ста тысяч человек – из-за советского режима. Возможно, еще миллион поляков погибли в результате жестокого обращения и как военные жертвы. Эти цифры чрезвычайно высоки. Судьба поляков-неевреев была невообразимо трудной в сравнении с судьбой людей, находившихся под немецкой оккупацией в Западной Европе. Даже при этом у еврея в Польше было в пятнадцать раз больше шансов быть намеренно убитым во время войны, чем у поляка-нееврея[783].

Четырнадцать миллионов человек были намеренно уничтожены двумя режимами за двенадцать лет. Мы едва начали понимать этот факт, не говоря уже о том, чтобы полностью изучить его. Повторяя преувеличенные цифры, европейцы запускают в свои культуры миллионы призраков людей, которых никогда не существовало. К сожалению, подобные фантомы обладают властью. То, что начинается как соревновательная мартирология, может закончиться мартирологическим империализмом. Войны в Югославии в 1990-х начались частично потому, что сербы верили, будто их во Второй мировой войне погибло значительно больше, чем на самом деле. Когда историю удаляют, цифры ползут вверх, а воспоминания уходят вовнутрь, подвергая всех нас опасности.

Могут ли мертвые кому-то принадлежать? Из более чем четырех миллионов польских граждан, уничтоженных немцами, приблизительно три миллиона были евреями. Все эти три миллиона евреев засчитаны как польские граждане, которыми они и являлись. У многих из них была сильная идентификация с Польшей; некоторые люди, погибшие как евреи, даже не считали себя таковыми. Более миллиона этих евреев были также засчитаны как советские граждане, потому что они жили на той половине Польши, которую СССР аннексировал в начале войны. Большинство из этого миллиона жили на землях, которые теперь принадлежат независимой Украине.

Чьей истории принадлежит еврейская девочка, нацарапавшая на стене ковельской синагоги прощальную записку для своей мамы, – польской, советской, израильской или украинской? Она писала по-польски; другие же евреи в той синагоге в тот день писали на идиш. А как быть с еврейской мамой Дины Проничевой, призывавшей свою дочь на русском языке бежать из Бабьего Яра, который находится в Киеве, столице теперешней независимой Украины? Большинство евреев Ковеля и Киева (как и большей части Восточной Европы) не были ни сионистами, ни поляками, ни украинцами, ни коммунистами. Можно ли говорить, что они погибли за Израиль, Польшу, Украину или Советский Союз? Они были евреями, они были польскими или советскими гражданами, их соседи были украинцами, поляками или русскими. Они до определенной меры принадлежали истории четырех стран, поскольку истории этих четырех стран действительно отличаются друг от друга.