Кровавые земли: Европа между Гитлером и Сталиным

Узники подружились со сторожевыми собаками и собаками из близлежащих городков. Собаки приходили в лагеря, пробегали через ворота мимо охранников или пролезали через дыры под забором либо в самом заборе с колючей проволокой, которые были слишком малы для человека. Одним из офицеров запаса в Старобельске был Максимилиан Лабендзь, самый известный ветеринар Варшавы. Уже пожилой человек, он еле пережил высылку. Он присматривал за собаками, а иногда даже проводил операции. Его любимцем был песик, которого офицеры назвали Линек, сокращенно от Сталинек (то есть, по-польски, «маленький Сталин»). Всеобщим же любимцем среди приходящих собак был Фош, названный по фамилии французского генерала, главнокомандующего союзными войсками, разбившими Германию в 1918 году. Конец 1939-го – начало 1940 года – это было время, когда польское правительство в изгнании обосновалось в Париже и когда поляки еще надеялись, что Франция победит Германию и спасет Польшу. Свои надежды на контакт с внешним миром они возлагали на маленькую собачку Фош, у которой, казалось, в городе был дом. Они запихивали записки под ошейник, надеясь на ответ. Однажды, в марте 1940 года, они его получили: «Люди говорят, что вас скоро отпустят из Старобельска. Люди говорят, вы поедете домой. Мы не знаем, правда ли это»[270].

Это была неправда. В том месяце в Москве начальник сталинского НКВД, Лаврентий Берия, возможно, под влиянием Сталина, принял решение. Берия прямо написал, что хочет ликвидации польских военнопленных. В предложении к Политбюро, то есть на самом деле к Сталину, Берия написал 5 марта 1940 года, что каждый из польских офицеров «только и ждет, когда его освободят, чтобы активно начать сражаться против советской власти». Он утверждал, что контрреволюционные организации на новых советских территориях возглавляют бывшие офицеры. В отличие от заявлений о «Польской военной организации», имевших место пару лет назад, это не было вымыслом. Советский Союз оккупировал и аннексировал половину Польши, и некоторые поляки считали своим долгом сопротивляться. Приблизительно двадцать пять тысяч таких поляков входили в состав разных организаций сопротивления в 1940 году. Правда, в такие организации быстро проникал НКВД и все их члены подвергались арестам, но оппозиция была очевидной и ощутимой. Берия использовал реальность польского сопротивления для оправдания своего предложения относительно военнопленных: «применить к ним высшую меру наказания – расстрел»[271].

Сталин одобрил предложение Берии, и маховик Большого террора вновь закрутился. Берия учредил специальную «тройку» для быстрого рассмотрения дел всех польских военнопленных. Эта «тройка» была наделена властью пренебрегать предложениями предыдущих следователей и выносить вердикты без каких-либо контактов с самими осужденными. Похоже на то, что Берия установил квоту на расстрелы, как это было в 1937-м и 1938 годах: все узники в трех лагерях плюс шесть тысяч человек из тюрем в Западной Беларуси и Западной Украине (по три тысячи человек в каждой), плюс особо опасные элементы среди некомиссованных офицеров, которые не были арестованы. После быстрого просмотра дел 97% поляков в трех лагерях, а это 14 587 человек, были приговорены к смерти. Исключение составили несколько советских агентов, этнические немцы и латыши, а также люди, имевшие иностранную протекцию. Шесть тысяч заключенных из тюрем также были приговорены к смерти, как и 1305 человек, арестованных в апреле[272].

Узники трех лагерей ожидали, что их отпустят домой. Когда в апреле 1940 года из Козелецка забирали первые партии заключенных, товарищи устроили для уходивших прощальную церемонию. Офицеры имитировали (насколько это было возможно без оружия) почетный караул, когда уезжающие шли к автобусам. Заключенных в группах по несколько сотен человек довезли по железной дороге через Смоленск к меньшей станции Гняздово. Там их ссадили с поезда и они оказались перед кордоном солдат НКВД, у которых к винтовкам были пристегнуты штыки. Примерно по тридцать человек садились в автобусы, которые повезли их на Козлиные Горы, на опушку Катыньского леса. Там их обыскали и забрали все ценные вещи. Офицер Адам Сольски до последнего момента вел дневник: «Они спросили про обручальное кольцо, которое я...» Узников завели в здание на территории комплекса, где и расстреляли. Их тела потом доставляли, видимо, на грузовике по тридцать тел, к общей могиле, вырытой в лесу. Так продолжалось до тех пор, пока не расстреляли всех 4410 узников из Козельска[273].