Кровавые земли: Европа между Гитлером и Сталиным

Советские военнопленные также находились на десятках других объектов в оккупированной Польше, в Генерал-губернаторстве (которое растянулось на юго-восток после вторжения немцев в Советский Союз). Оттуда пораженные члены польского сопротивления докладывали о массовой смерти советских узников зимой 1941–1942 года. Около 45 690 человек умерли в лагерях Генерал-губернаторства за десять дней, с 21 по 30 октября 1941 года. В шталаге-307 в городе Демблине за время войны погибли около восьмидесяти тысяч советских военнопленных. В шталаге-319 в Хелме погибли около шестидесяти тысяч человек; в шталаге-366 в городе Седльце – пятьдесят пять тысяч человек; в шталаге-325 в городе Замосць – двадцать восемь тысяч человек; в шталаге-316 в Седльце – двадцать три тысячи. Около полумиллиона советских военнопленных умерли от голода в Генерал-губернаторстве. На конец 1941 года самую большую группу жертв немецкого строя в оккупированной Польше составляли не местные поляки, не местные евреи, а советские военнопленные, которых привезли на запад, в оккупированную Польшу, и оставили умирать от холода и голода. Несмотря на недавнее вторжение СССР в Польшу, польские крестьяне часто пытались подкармливать голодающих советских узников. В отместку немцы расстреливали польских женщин, приносивших кувшины с молоком, и истребляли целые польские села[366].

Даже если бы все советские военнопленные были здоровы и хорошо питались, смертность зимой 1941–1942 года все равно была бы высокой. Вопреки тому, что думали многие немцы, у славян не было врожденного иммунитета к холоду. В отличие от немцев, советские солдаты иногда были снабжены зимней одеждой, которую немцы отбирали. Военнопленных обычно оставляли без приюта и без теплой одежды при температуре значительно ниже нуля. Поскольку лагеря часто находились в полях, не было деревьев или пригорков, которые бы защищали от беспощадных зимних ветров. Узники, роя руками мерзлую землю, строили сами себе простые землянки, где и спали. В Гомеле три советских солдата-товарища пытались согревать себя, тесно прижавшись друг к другу. Каждый по очереди спал посредине, в самом лучшем месте, согреваемый телами товарищей. Только один из них дожил до того, чтобы рассказать эту историю[367].

Для сотен тысяч военнопленных это был второй политический голод в Украине после перерыва в восемь лет. У тысяч солдат из Советской Украины во второй раз вспухли животы или же они снова стали свидетелями каннибализма. Несомненно, что очень многие их тех, кто пережил тогда первый массовый голод, погибли во время второго. Немногим украинцам, как, например, Ивану Жулинскому, удалось пережить оба. Сын депортированного «кулака», он вспоминал голод 1933 года и говорил людям, что он из «голодного края». Он подбадривал себя в немецком плену, напевая песню:

Якби мені крила –
Піднявся б у небо
За синії хмари:
Немає там власті,
Немає там кари[368]

.

Как и во время советского голодомора 1933 года, во время устроенного немцами голода 1941 года многие местные жители в Украине делали все возможное, чтобы помочь умирающим. Женщины называли мужчин своими родственниками и делали так, чтобы тех отпустили. Молодые женщины выходили замуж за пленных, которые были на работах за пределами лагерей. Немцы иногда такое позволяли, поскольку это означало, что мужчины будут работать в зоне немецкой оккупации и производить продукты для немцев. В Кременчуге, где ситуация с продовольствием не была тяжелой, работники из лагерей оставляли в городе пустые сумки утром, когда шли на работу, и забирали их вечером, наполненные продуктами, которые приносили прохожие. В 1941 году условия для такой помощи были благоприятными, поскольку урожай был необычайно хорошим. Женщины (в рапортах почти всегда значились женщины) старались кормить пленных во время маршей смерти или уже в лагерях. Однако командование лагерей для военнопленных в большинстве случаев запрещало гражданскому населению приближаться к лагерям с продуктами. Таких людей обычно прогоняли предупредительными выстрелами. Иногда их убивали[369].

Устройство лагерей на востоке демонстрировало презрение к жизни – жизни славян, азиатов и евреев, что и сделало такой массовый голод возможным. В немецких лагерях военнопленных для солдат Красной армии смертность за время войны составляла 57,5%. В первые восемь месяцев операции «Барбаросса» она, должно быть, была гораздо выше. В немецких лагерях военнопленных для солдат западных союзников смертность составляла менее 5%. Осенью 1941 года за один день погибло столько советских военнопленных, сколько британских и американских вместе взятых за весь период Второй мировой войны[370].

* * *