Кровавый алмаз (сборник)

В.Шекспир

По виду это был обычный кусок сырого мяса, сочащийся кровью. Он лежал в алюминиевой рифленой коробке-боксе, запаянный в прозрачный пластиковый пакет и обложенный полурастаявшим льдом. На крышке бокса была наклеена этикетка из желтоватой бумаги с надписью: "СРОЧНО. ДОНОРСКИЙ ОРГАН". Кроме этой надписи там были еще какие-то слова по-латыни и цифры, которых я не понимал.

– Вот почему мы нуждаемся в вашей помощи, Дэн, – сказал мистер Скал покачивая головой. – Ценная вещь, которая могла бы спасти кому-нибудь жизнь или сделать неизлечимо больного человека здоровым, пропала, испортилась, превратилась в кусок собачьего корма только потому, что запоздала с доставкой.

– Но ведь подобные грузы, как и лекарства получают "зеленую улицу", заметил я.

– Да, но только в том случае, если есть сертификат, подтверждающий легальность посылки. Как вы понимаете, получение такого документа иногда сопряжено с большими трудностями… Взятки делают наш бизнес нерентабельным, а зачастую даже убыточным. Ох уж эта наша вечная бюрократия! Бумажки, бумажки, всюду бумажки! Человеку не верят.

– Вы имеете в виду вот эту наклейку? – указал я на крышку коробки. По-моему, подделать ее совсем не трудно.

– Нет, такие номера уже не проходят, – я легким сожалением возразил мой собеседник. – А все потому, что кое-кто не умеет тонко и умно вести дела. Наследят, напачкают, а потом удивляются, что люди от них отворачиваются, не хотят связываться, что общественность поднимает шум. Порочат благородный, гуманный бизнес…

– Были примеры? – вяло поинтересовался я. Меня уже начинало подташнивать в этом складе, напоминающем мясную лавку.

– Конечно, сколько угодно! Совсем недавно, например, в Питере один болван засыпался на подделке больничных сертификатов. Он скупал в моргах городских больниц глазные яблоки и перепродавал роговицу для пересадки через Латвию в Италию. Счет шел на тысячи штук, прибыль баснословная. Неужели нельзя было заплатить кому следует и получить настоящие документы? Так нет, пожадничал, начал лепить туфту и, конечно, попался.

– Неужели это такое денежное дело?

– Подумайте сами. Сердце, почки, печень стоят на подпольном рынке Германии по 30-40 тысяч марок за штуку. Полный забор еще теплых донорских органов дает прибыль порядка сотни тысяч долларов с каждого тела. Правда, организовать разделку столь оперативно обычно не удается, и мы торгуем, главным образом, замороженным материалом, но все равно игра стоит свеч.

– Откуда же вы берете, как вы выражаетесь, «материал»? Из больничных моргов?

– Это лишь один из источников, не самый выгодный и обильный, хотя и довольно безопасный, почти легальный. Есть и другие.

– Какие же, если не секрет?

– Надеюсь, вы понимаете, что точных адресов я вам не сообщу, хотя бы из соображений коммерческой тайны. – Он многозначительно улыбнулся. Знаете, как информировали прежде нашего читателя о новинках военной техники? Советская пресса, связанная по рукам и ногам инструкциями о секретности, сообщала о зарубежных достижениях, сопровождая все это намеками, что, мол, и у нас есть вещи ничуть не хуже. Вот и я – скажу вам только, что мировой черный рынок донорских органов – есть такой, и весьма богатый, – питается, по сообщениям средств массовой информации, материалом, поступающим из психиатрических клиник Бразилии, от бродяг и бездомных Индии, взятым у пленных и убитых в боях на территории распавшейся Югославии. Проскальзывают сообщения, что кое-что поступает и из районов межнациональных конфликтов в странах СНГ. Под шумок, так сказать.

– И ко всем этим источникам вы имеете доступ? – Мой тон выражал сомнение, скрывать которое я и не собирался.

– Нет, конечно. Нам пока хватает родимого дешевого сырья. Вы, очевидно, слыхали, что в одной только Москве ежегодно пропадает без вести несколько тысяч человек. В основном это бомжи, старики, психически больные люди, пьяницы, дети, сбежавшие от родителей. Находят лишь очень немногих. Вы никогда не задумывались, куда деваются остальные?

– Как-то не приходилось. Но неужели и детей…

– На них особый спрос. Тут часто требуются даже и не доноры, а… Как бы это сказать… Ну, словом, объект в целом и неповрежденном виде. Часть идет на усыновление и удочерение – большой спрос в развитых странах, где падает рождаемость, а часть – на потребу любителям-педофилам.

– Вы так спокойно об этом говорите…

– Что поделаешь, мой милый, я профессионал. Думаю, что и вы с вашим опытом воспринимаете все, что я вам говорю, гораздо спокойнее, чем рядовой обыватель.

– Но все же дети… – Боюсь, мое лицо выражало больше, чем мне хотелось бы.

– Да, конечно, я понимаю. Но в основном мы стараемся относиться к ним гуманно – в меру возможного. Должен вам сказать, они быстро привыкают, в какое бы место не забросила их судьба. Многие даже довольны – после голодной-то бродяжьей жизни, после побоев пьяных родителей… Иногда, правда, бывают накладки.

– Накладки?