Кровавый алмаз (сборник)

Однако, уже направляясь к двери, я засомневался в том, что верно угадал личность неожиданного посетителя. У кошек довольно плохая память на человека, хотя они и запоминают прекрасно место и дорогу. Вот если бы это была собака, тогда другое дело. Поэтому, подойдя к двери, я прижался к стене рядом с косяком, снял с вешалки зонтик и затенил им смотровой глазок — обычная предосторожность, которой нас учили.

Это спасло мне жизнь. Автоматная очередь прошила тонкую филенку, полетели щепки, куски алебастра, отбиваемые срикошетившими пулями от стены, посыпались на мой натертый паркет. Потом сильный удар вышиб полотно двери совсем, в проеме мелькнула чья-то рука, в глубине комнаты тяжело ухнуло и полыхнуло багровым пламенем. Игорь закричал, завизжал каким-то бабьим голосом, выскочил в прихожую, его брюки горели, лицо было черным от копоти. Я подсечкой свалил его, сорвал с вешалки плащ и сбил пламя. Когда несколько секунд спустя с пистолетом в руке я рискнул высунуть голову в дверной проем, на площадке уже никого не было.

Игорь, как показал произведенный мной по горячим следам осмотр, остался практически невредим, только у колена левой ноги, на внутренней части сгиба, был небольшой ожог. Огонь мы потушили еще до приезда пожарных и милиции, которых вызвали перепуганные стрельбой и взрывом соседи. Пришлось предъявлять документы, после чего происшедшее было оформлено протоколом как "пожар, возникший в результате взрыва и возгорания телевизора". Самое смешное, что телевизора у меня не было вообще. Не потому, что я такой уж противник подобного времяпровождения или так уж сильно занят, что некогда и на экран взглянуть, а потому, что свою портативную «Электронику» я на время командировки в Город одолжил Васе Кившенко. Бедняга уже полгода ждал из ремонта свой «Сони», а ему все отвечали, что нет импортных трубок. Честно глядя в глаза лейтенанту, составляющему протокол, я заявил, что телевизор полностью уничтожен в результате высокой температуры в очаге пожара, и он не посмел возражать, учитывая мой чин и место работы.

Когда представители власти уехали, мы стали подсчитывать убытки. Квартира почти не пострадала, бомба, вероятно, была самоделкой, начиненной черным порохом. Сорванная дверь, закопченные стены и потолок, сломанное кресло и полусгоревшая портьера — вот и весь ущерб, причиненный мне злоумышленниками. Я готов был отдать им на сожжение и вторую портьеру за ту услугу, которую они мне невольно оказали, ибо кроме брюк Игоря, которые пришли в полную негодность и восстановлению не подлежали, огонь повредил принесенные бумаги, причем текст шифровки сгорел почти полностью. Это было не совсем случайностью — во время тушения огня я схватил опасный листок и сунул его в самое пламя… Игорь, занятый своим ожогом, ничего не заметил.

О продолжении работы по расшифровке с этим жалким обрывком не могло быть и речи, мы отправили его в мусорную корзину вместе с брюками. Я утешил Струпинского, пообещав ему снять новую копию, как только получу под каким-нибудь предлогом доступ к хранящемуся в архиве оригиналу. Но это мероприятие, естественно, откладывалось на неопределенное время. "Если он очень уж начнет приставать, подсуну ему ту же фальшивку, которую дал организации, пусть ломает над ней голову", — решил я. Это, кстати, будет мне выгодно и как подтверждение подлинности записки на тот случай, если активность Струпинского привлечет внимание людей Антона и они доберутся до архива и рабочих бумаг «Аргуса».

На моем переходе в агентство Игорь больше не настаивал. То ли на него так подействовал нервный стресс после взрыва и полученного ожога, то ли стало жалко денег, то ли он разуверился в моей способности быстро разгадать шифр — не знаю. Он принял душ, надел мои запасные брюки, которые пришлось подколоть булавками у пояса и подвернуть снизу, и ушел в очень плохом настроении, что вполне было объяснимо.

А я достал из мусорной корзины полусгоревший листочек, сжег его в пепельнице, разворошил пепел, потом кое-как приладил дверь, задвинул ее вешалкой и лег спать, стараясь не обращать внимания на острый запах гари, все еще стоявший в квартире, несмотря на открытые настежь окна.

На следующий день выяснилось, что покушение совершила банда рэкетиров, которых недавно прижал «Аргус». Игорь признался, что во время поездки ко мне заметил преследующий его такси черный «фольксваген», который, как он знал, принадлежал банде. Однако, они давно уже следили за ним чуть ли не в открытую, и он проигнорировал «хвост». Меня возмутило такое легкомыслие, и я прямо заявил ему об этом. Мое возмущение было тем более сильно и неподдельно, что я понимал, что могло произойти, если бы бандиты напали на него в дороге и захватили документы. Правда, об этом я ему ничего не сказал.