Кровавый дар (СИ)

— Да. Она была избранной линорма, молодая, сильная, опасная. Она удостоилась великой чести. Они потянулись друг к другу, и она готова была отдать ему свое сердце. Но Аракиан поняла, что для нее это будет цепь, с которой не субежишь, и равной линорму не будешь, а она слишком ценила свободу и равенство, и, несмотря на боль и жажду быть рядом с драконоподобным, она ушла, люди могут уйти, люди могут преодолеть все, — он закрыл глаза, белесые ресницы были почти неразличимы на фоне светлой кожи. — Я помог ей уйти, бежать, — локти Тараласа опустились на стол и он спрятал лицо в ладони. — Я полюбил ее, и моя любовь была сильнее крови, сильнее любой магии. Но не сильнее чувства к моему брату. Пять лет скитаний, надежд, и вот, она смотрит на него, он на нее, и все, мой мир распадается на кусочки.

Он надолго замолчал. А я практически не дышала, его откровение меня потрясло, даже больше того, что меня ожидало утром. Аракиан всегда тепло отзывалась о Тараласе, но никогда в ее голосе не проскальзывала любовь женщины к мужчине. Мне так кажется… Отец любил брата.

— Есть люди, что приближены к Драконоподобным, и те в силу заслуг делились с поклонявшимися своими знаниями. Эти люди завидовали связи линормов и создали ритуал крови, Сальтирин специально или случайно, но по воле богов провел с тобой этот ритуал. Он подчинил тебя себе, сделал тебя своей таям, не настоящей, как у Драконоподобных, но с этого крючка ты бы не сорвалась. Слишком ты молода и неопытна. Аракиан… Она не могла позволить тебе сгинуть в пучине собственной страсти, она забрала его кровь себе. Но ритуал, я даже не представляю, откуда она узнала о таком, он оказался сильнее ее. Твое спасение убило мою любовь, — его бесцветные глаза были полны горечи одинокого мужчины, всю жизнь отдавшего служению богам, и тем, кто не смог полюбить его… той, кто не смог.

Значит, он не сказал отцу всей правды, тогда в зале.

Мужчина тряхнул головой, скидывая навалившиеся воспоминания.

— Чтобы спасти твоего отца, ты выдержишь завтра двадцать плетей. Я дам тебе настой, он поможет уменьшить боль. А потом ты уйдешь со мной в Девой, там почитают тех же богов, дружат с Лакрасом. Будешь жить при храме послушницей.

Он встал и направился к одной из дверей.

— Вы меня ненавидите, дядя? — вдруг вырвалось у меня.

— Ты считаешь это местью? — он горько усмехнулся. — Может ты и права… Когда ты теряешь того, кто для тебя безмерно дорог, какими бы не были обстоятельства и причины, и как бы ты не любила виновного, да, ты будешь его ненавидеть. Но ненавидеть можно по-разному. Жертва, принесенная за тебя Аракиан, не будет напрасной, твой отец будет жить, и ты будешь жить. Это самое главное. Будь я твоим отцом, я бы сказал тебе, Ария, что пора учиться предвидеть последствия своих поступков, — он говорил это, не оборачиваясь, и также, не оборачиваясь, исчез за дверью. Послышался звук задвигаемого засова.

А я осталась одна, наедине со сгущающимися сумерками, хлебом и вином. Свернув траурный платок, что укрывал мои плечи, и подложив его под голову, укутавшись в плащ, я легла на скамью в надежде обдумать все то, что услышала, но странный сон, не спрашивая, унес мой разум далеко от тела. Там драконоподобные правили людским королевством, пожелавшим таких правителей, а маги и обделенные были равны…

Айдэл Валкон

Он шел по заснеженному склону, а в голове, разогнав все остальные мысли, плыли только два образа, ее и Ританы.

Два с половиной года кошмара, одиночества, и слова линорм: «Человек она или нет, надо попробовать! Она даст больше нежели, ты сейчас имеешь, даже не представляешь, как будет легче. Драконы не отдают свое. А мы отчасти драконы!»

Он помнил день спустя много месяцев после того, как Яна исчезла, когда пришла боль. Поначалу он даже не обратил внимания, работал, но боль росла, и под конец он «перешел» в Ризгар прямо из кабинета, полного советников, и был рад, понимая, что это были бы трупы, задержись он на секунду дольше. Он попал туда, где правили камни и снег, вершина Збаравы, тут даже он был лишь песчинкой. Боль все росла, и он знал, что она ее. Он звал, молил Яну открыть сознание в тщетной надежде показать, что случилось, кто так мучает ее, он бы стер любого, он бы спас, он бы помог. В какой-то момент его накрыло осознание, что еще чуток боли, и он сойдет с ума, и тут нахлынула радость. Айдэл уже не разделял ее и себя, погружаясь в эйфорию, и тогда сознание спасло Императора, растворившись во тьме.