Прошло много времени с тех пор, как я целовалась с кем-нибудь в последний раз, и это оказалось хорошо. Чертовски хорошо. Может быть, потому, что у него были столетия практики в поцелуях, или, может, из-за крошечных возбуждающих искорок опасности, которые пробежали по всему моему телу, стоило ему обнять меня. Он мог сломать меня с такой же легкостью, как я переломить карандаш. Несмотря на огромную силу, ощущавшуюся в его большом напряженном теле, он был нежным, даже ласковым.
Сначала я напряглась в его руках, нервничая и сомневаясь. Несмотря на мою неприязнь к Корбину, надо признать, парень оказался очень горяч. Вопреки всему, я плавилась в его руках и даже ответила на поцелуй. Но когда Корбин одним из своих острых клыков поранил мою нижнюю губу, я резко отстранилась.
— Ай!
— Мои извинения, — прорычал он более низким, чем обычно голосом, зрачки его глаз расширились, полностью поглотив серебристо-голубую радужку.
Я прикоснулась к раненой губе и посмотрела на красное пятнышко, оставшееся на подушечке моего пальца. Чертовски хорошо, что мы не зашли дальше поцелуев, иначе возникли бы проблемы. Мне плевать, что там Корбин рассказывал о своем хваленом самоконтроле, я не хотела оказаться наедине с вампиром, у которого бы сорвало крышу от желания кормиться и трахаться одновременно.
— Я истекаю кровью, — сказала я.
— Я знаю. — Он взял мою руку и всосал палец в рот. Я ощущала его язык, горячий и влажный, жадно облизывающий мой палец. Вздрогнув, я забрала у него свою руку.
— Твоя кровь такая сладкая. У тебя вкус… невинности.
Я нахмурилась.
— Я не девственница, если ты намекаешь на это.
— Нет, но ты не часто получала удовольствие от мужского тела.
Разговаривая с ним, я чувствовала, как что-то твердое настойчиво прижимается к моему бедру. Я посмотрела на него снизу вверх.
— И это не идет ни в какое сравнение с сексом с тобой, не так ли?
— Не только проникновение. — Он ухмыльнулся мне, сверкая клыками. — Возможно, мне придется укусить тебя перед инквизитором, чтобы доказать право собственности.
— Право собственности? Постой! — Я уперлась ладошками в его грудь пытаясь, оттолкнуть от себя, но он не сдвинулся с места, по-прежнему сжимая меня в объятиях. — Никто и ничего мне об этом не говорил, — сердито воскликнула я.
— Конечно, нет, — ровно сказал он. — Но инквизитор должен поверить, что ты принадлежишь мне, душой и телом. И если он будет думать, что я могу очаровывать тебя, тем лучше.
— Но ты не можешь, — отметила я. — Я нон-глэм. Невосприимчивая.
— Твое сознание окружает естественный щит, то, чего нет у большинства людей, — сказал Корбин. — Но этот щит можно опустить или… проникнуть сквозь него.
— Я не позволю тебе ковыряться в моем сознании, — сказала я, снова толкая его в грудь. — Это не обсуждается.
На этот раз Корбин меня отпустил, пристально всматриваясь в мои глаза.
— Чего ты боишься, Эддисон? Того, что узнаешь меня поближе, начнешь что-то чувствовать ко мне?
— Едва ли. — Я поправила жакет и нервно пригладила руками волосы. — Я просто не хочу, чтобы вампир копался в моей голове. И не собираюсь становиться твоей марионеткой или одной из этих жалких глэм-секс-наркоманок, которые ошиваются у дверей твоего клуба каждую ночь.
— Те, кто пристрастился к этому, слабы душой. С таким же успехом они могут пристраститься и к другим наслаждениям. Алкоголь. Курение. Секс. У тебя, моя дорогая, нет подобных недостатков. Ты одна из самых сильных людей, которые мне встречались.
— Спасибо. Ей я и хочу остаться. — Я покачала головой. — Серьезно, можешь продолжать мечтать о том, как очаровываешь меня, но я никогда не пущу тебя в свое сознание. Просто позволь инквизитору района думать, что ты можешь копаться в моей голове.
Корбин нахмурился.
— Хорошо, не будем спорить об этом сейчас, но мы еще вернемся к этому вопросу. Тем не менее, есть один момент, который я настаиваю обсудить немедленно.
— Что? — спросила я, нервничая и гадая, что могло понадобиться ему так срочно.
— Я должен залечить шрамы на твоих руках. Сними жакет и засучи рукава. — Нетерпеливо указал он. — Немедленно.
— Зачем? — спросила я, не желая оголять даже миллиметр кожи в его присутствии.
Корбин вздохнул.
— Потому что в моем мире подобные шрамы на супруге означают либо садизм, либо крайнюю некомпетентность. Я не хочу, чтобы обо мне думали, как о неуклюжем дурачке или варваре.
— Почему тебе просто не сказать, что меня укусил кто-то другой? — сказала я.
Он мрачно посмотрел на меня.
— Потому что, когда ты станешь моей, я ни с кем не буду тебя делить. Меня не устраивает, то что вы, люди, называете свободными отношениями.
— Ты собственник?
— Безумный собственник. — Практически прорычал он.
— Почему я не удивлена?
— Меня бесит даже сама мысль, что ты кормила свою подругу, — продолжил Корбин. — Хоть я и понимаю, что это необходимость, и она слишком некомпетентна, чтобы прокормиться самой.
— Не говори так о Тейлор. Она всегда была лучшей во всем, за что бы не бралась, до того, как ее обратили, — запротестовала я. — Она очень умная, но не достаточно жестокая для вампира.