Кровавый Гарри

— Ахаха. Да, малохольный, что-то в твоих словах есть. Но так не хочешь выступать в цирке — не будь клоуном, только и всего. Скоморохом не будь.

— Ты не поверишь, я стараюсь как могу.

— Знаешь, — Иван задумчиво почесал бороду, — я тебе верю. Нельзя так дурака валять как ты это делаешь. Нарочно захочешь — не получится. Но и понять как оно так — не выходит. Так что я просто не удивляюсь, а что тебе надо — сам решай. Мое дело телячье.

— Ты мне на несколько вопросов ответь лучше, теленок.

— Валяй.

Я огляделся еще раз. Площадь внушала, фонтан, брызги от которого долетали до нас и освежали — внушал. Дома вокруг площади — внушали. Количество людей, их наряды, будто вобравшие в себя моды и стили от фараонов египетских и до джентельменов викторианской англии — возвращали чувство нереальностм. Колизей шокировал.

— Ну так скажи мне, теленок, где я?

— В городе.

— А как зовется этот город?

— Солнцедар. У тебя все вопросы такие будут? Первую букву азбуки сказать?

— Нет. Но скажи, сколько в азбуке букв?

— Сорок. Ты точно не издеваешься? Смотри, я хоть и слуга, и клятву принес, но…

— Точно. Издеваюсь я совершенно иначе.

— Благодарю, сюзерен, утешил.

— Не за что. Почему люди так странно одеты?

— К каком смысле странно?

— Ну, например, вот! — И я указал ему на семью из двух взрослых и двух детей. Мужчина был облачен в доспех японского самурая, а женщина в платье времен галантного века. Так это называлось в моем прошлом мире, во всяком случае. С детей спрос меньше, но наряды арлекина и индейскского вождя диссонировали друг с другом. Местным было все равно, никто не обращал внимания, поскольку в подобном бардаке нарядов находились решительно все.

— А что в них такого?

— Ничено, если не считать, что их наряды совсем разных стилей, которые совершенно не подходят друг другу. Не гармонично.

— О, здорово! Теперь ты рассуждаешь как дворянин, но все равно задаешь детские вопросы.

— И все-таки?

— Да нормальная одежда, в чем проблема? Каждый видит в себе то, что хочет видеть. И подчеркивает это. В чем плохо?

— Я не сказал, что прям плохо. Но выглядит как хаотичный слет реконструкторов.

— Не знаю кто это, но ты говоришь так, словно это что-то плохое. Люди одеваются как хотят. Они ведь не маги.

— А маги так не одеваются? Хоть что-то хорошее.

— Маги, как и все прочие, одеваются как хотят. Только они не хотят.

— Мммм… ладно. Проехали. А это что? — Я указал на Колизей.

— В каком смысле?

— В смысле постройки. Ее масштаба. Почему я не вижу ничего подобного изнутри? И не слышу?

— Иногда мне кажется, что ты, Максим Юрьевич, и не маг вовсе. Два плюс два сколько будет?

— Четыре.

— Ну вот. Знаешь. А почему вода мокрая спросить не хочешь?

— Не хочу.

— Я еще ладно, привык. Вернее, для меня ты как игрушка непонятная, птица говорящая, сюзерен. Но Михаила от подобных вопросов тебе лучше уберечь. В своих собственных интересах. Хотя по этому вопросу даже он намекал, что ты ненормальный, который будто не соображает.

— Так почему?

— Что почему?! — Взорвался Иван громким сердитым шепотом. — Потому что ты гладиатор, тебя за ногу, ты и не должен ничего видеть или слышать на Арене сверх необходимого! Это тебя должны видеть и слышать! А тебе зачем?

— Погоди… какова вместимость Колизея?

— Шестьдесят тысяч, если для людей.

Я похолодел и поблагодарил мысленно Ивана, что сижу, а не стою. Ноги стали ватными, и скажи мне кто сейчас "встать", то я не смог бы это сделать.

— И что же, зрители ходят на выступления?

— Само собой, а еще они дышат.

— Не насмехайся. Представь, будто я инвалид, а? Тебе же проще будет. И отвечай отстраненно, договорились? Мне правда нужно.

— Ладно, сюзерен. Извини, малохольный. — Иван вздохнул и кивнул.

— Тогда, — я вытер пот со лба, — продолжим. Зрители ходят на выступления?

— Ну.

— И видят все, что происходит на Арене?

— Конечно.

— И тренировки?

— Нет, только выступления.

— Уже легче. Но не очень. И на мои выступления ходят тоже?

— Разумеется. Еще как! — Иван даже улыбнулся.

— Что означает "еще как" в цифрах? Полный стадион?

— Ну нет, малохольный, — рассмеялся Иван, — не дорос ты еще до такого. Но десять тысяч на тех голодранцах, ну, против которых налоги поставили, ты собрал.

— Вот как.

Открытие было неприятным, и это мягко сказано. В жизни вообще неприятно замечать не сразу свидетелей чего-либо, а тут все как-то так, словно с меня сняли штаны в людном месте и все смотрят. Штаны…

— Иван, а когда я взял Сафру в слуги, то..

— Да, это было выступление, которое сделало тебя популярным.

Я застонал, закрывая глаза. Значит, меня видели и без штанишек. Ничего такого, но не без моего же ведома! И кто видел? Незнакомцы еще куда ни шло, но знакомые… А разве у меня здесь есть знакомые? Есть. Или были, как считать. У настоящего, или первого владельца тела. Сослуживцы, возлюбленная, отец… об этом лучше вовсе не думать.

— Охренеть, — только и произнес я, — а те люди, что ты приводил, они кто? И зачем деньги с них брал? Не проще им было билеты купить?