Кровавый глаз

— Не хочу всю жизнь вырезать чаши и миски, старик! — раздраженно произнес я и тотчас же пожалел об этих словах, хотя они были правдой.

Эльхстан указал на мои руки и презрительно фыркнул, словно показывая, что у меня все равно нет способностей к столярному ремеслу. Затем он повернулся ко мне спиной и улегся на землю. Мы молчали до тех пор, пока тишина не стала слишком гнетущей. Тогда я оставил тепло костра и отправился взглянуть, чем занимается жрец.

— Что ты намереваешься с этим делать, Асгот? — спросил я.

Годи поднес толстый кусок коры к самому лицу, обнюхал его, затем потер пальцем.

— Асгот?.. — повторил я, чувствуя себя неуютно в такой близости от жреца, но жаждая узнать, что он делает.

Тот не отрывал взгляда от полосы коры и сказал:

— Это дерево прожило тысячи лет, мальчик. Быть может, оно росло здесь с основания мира и еще не умерло. По крайней мере, не полностью. Ему требуется много человеческих жизней, чтобы вырасти. Такой же большой срок нужен, чтобы оно умерло. — Он поднял кусок коры на ладони так, словно это был ценный слиток серебра. — Дерево повидало многое. У него есть свои тайны, Ворон. — Жрец с явной насмешкой сделал ударение на моем имени. — Оно шепотом поделится ими с теми, кто готов слушать.

Асгот отвернулся, поэтому я схватил его за плечо, и он вздрогнул от моего прикосновения.

— Ты мне покажешь, как это делается? — зачарованно спросил я.

Я был наслышан о мудрости древних рун, но кому из нас приходилось видеть такое? Серые глаза Асгота подозрительно прищурились. Он поморщился так, словно от меня воняло. Затем годи посмотрел на Сигурда. В этот момент тот громко хохотал, потому что пламя опалило бороду Флоки Черному.

— Наш ярл любит тебя, Ворон, — пробормотал Асгот. — У него есть свои изъяны, в том числе самоуверенность и безрассудство, но он прозорлив. Я не буду этого отрицать. Сигурд почитает богов. — Годи нахмурился и добавил: — Почти всегда. — Его серые глаза сверкнули, а рот, обрамленный седой бородой, скривился в усмешке. — Да, покажу. Скоро.

* * *

Мы день за днем шли на север, углубляясь в Уэссекс и редко встречая живую душу. В груди у норвежцев набухало чувство беспокойства, и я постепенно понял, в чем дело. Северные воины уходили все глубже в чуждую страну. Ее жители поклонялись Христу и ненавидели скандинавов, которые больше не чувствовали запах моря.

— Плохо уходить так далеко от своих кораблей, — сказал Страшилище Эйнар.

Этот воин отличался расплющенным носом и рассеченной губой. Каждый раз, когда он на меня смотрел, я чувствовал, что Эйнар мысленно видел мою смерть под его широким мечом.

— Мы идем все дальше, — простонал Глум и поднял взгляд на зеленый полог, почти полностью скрывающий голубое небо. — Ничего хорошего из этого не выйдет, Эйнар. Лишь глупец искушает терпение норн. Клянусь, я слышу, как их пальцы сплетают для нас кровавый узор.

Я знал, что по крайней мере двое-трое норвежцев из команды «Лосиного фьорда» согласны со своим кормчим.

Эйнар Страшилище громко рыгнул, через плечо ткнул в мою сторону большим пальцем и пробормотал:

— Ворон и старый немой глупец принесли нам несчастье.

— Эйнар, чего ты так боишься? — с вызовом спросил Бьярни. — Оглянись вокруг, приятель. Это хорошая страна, причем большая. Настанет день, и мы пошлем сюда наших сыновей, так, Бьорн? — Он хлопнул брата по плечу. — Они вспашут землю и разжиреют на свинине и меде.

— Да, брат! Они отнимут пастбища у англичан и заживут как короли, — ответил Бьорн и сбил шляпку с высокого белого гриба. — А все потому, что мы забрали английское серебро и пропитали землю кровью здешних жителей.

— Вы слишком глупы и не видите, что ваше везение иссякло, — угрюмо возразил Эйнар, переворачивая воображаемый кубок. — Люди будут сражаться за такую землю всегда, даже после того как ее у них отнимут. Сами англичане тоже, конечно, когда-то завоевали ее. Крестьянин недолго владеет плодородной землей, если не умеет обращаться с мечом так же хорошо, как и с плугом. Помни это, Бьорн. Мечи твоих детей никогда не заржавеют.

— Эйнар, ты уродливая скулящая старуха, — сказал Бьярни.

Тот поморщился, и его рассеченная губа побелела под плоским носом.

— Говори что хочешь, но ты станешь следующим, будешь лежать такой же окоченевший и обескровленный, как наши товарищи, к примеру молодой Эрик. Твоя задница будет утыкана английскими стрелами. — Эйнар быстро оглянулся на Улафа, убедился в том, что тот ничего не слышит, и успокоился. — Клянусь яйцами Тора, Бьярни, этот вот английский щенок всадил в тебя стрелу, а ты оставил его жить!

Я неловко пожал плечами, а Бьярни поднял брови, словно сам удивлялся тому, что пощадил меня.

— Что же касается этого старого ублюдка с пересохшей глоткой, то он тащится за нами, словно бродячая собака, выпрашивая объедки, — продолжал Эйнар, указывая на Эльхстана.

— В этом мальчишке больше норвежского, чем в тебе, — сказал ему Бьярни и хитро подмигнул мне.

Лицо Страшилища вспыхнуло яростью.