Кровавый источник

Во двор въехала машина ГАИ. Видно, она находилась где-то поблизости и первой откликнулась на призыв внештатной бабки.

Бандиты сразу поняли, что это не ошибка и не случайность, и, когда машина остановилась напротив подъезда и из нее выбежали два милиционера, Фан с товарищем открыли огонь, предварительно согласовав, кто кого берет на мушку. Они не зря так долго пристреливались среди кладбищенских плит. Фан угодил одному в висок, а его товарищ пробил макушку второму.

В тот же миг засвистели ответные пули. Шофер машины открыл огонь по их балкону. Они присели на корточки. Но вдруг товарищ Фана вскрикнул и повалился на заснеженный пол. Во лбу у него зияла дыра.

Он догадался, что пуля прилетела из комнаты. «Голуба не из храбрых. Сопротивление вряд ли окажет», — вспомнил Фан слова Поликарпа и выругался. Он на коленях подполз к открытой двери балкона и осторожно заглянул внутрь. Тут же над его головой просвистела пуля, и он вернулся на прежнее место. Но и этой секунды хватило Фану, чтобы оценить обстановку. Второй его товарищ тоже был мертв. Стародубцев укрылся за диваном и поджидал, когда он покинет балкон.

Сквозь узкую щель между перилами и железным щитком Фан увидел, что шофер осторожно выходит из машины, задрав голову вверх, и, крадучись, подбирается к балкону.

Всего-навсего надо было встать в полный рост и выстрелить не целясь в этого безмозглого! Но тогда где гарантия, что сам не схлопочешь пулю в затылок от «безобидного голубы»?

Времени на раздумья не оставалось. С минуты на минуту подъедут еще машины, и тогда пропал Фан!

Он расстегнул все пуговицы на пальто. Ловко перепрыгнул через перила и, как хищная птица, камнем бросился вниз на врага.

Еще во время полета он почувствовал легкий толчок в живот, но не придал ему значения.

Милиционер успел сделать только шаг в сторону, но Фан зацепил его руками и повалил на землю. Милиционер был сильней и, взяв соперника могучей хваткой, перекинул его на спину и хотел было придавить тяжестью собственного тела, но Фан влепил пулю ему в рот, выбив передние зубы. Тот сразу весь обмяк, а Фан едва выкарабкался из-под мертвого тела.

С другого конца двора уже въезжала милицейская машина, когда Фан в машине автоинспекции, врубив сирену, мчался по шоссе. Ему уступали дорогу, он пролетал на красный свет.

Когда в квартиру Стародубцева ворвались милиционеры, Дмитрий Сергеевич так и сидел на полу, за диваном. По его щекам катились слезы. Первым делом он увидел перекошенное лицо того самого чина, которому исправно платил каждый месяц за охрану квартиры.

— Жив? — радостно воскликнул тот. — Ну, молодец! Да еще двоих уложил? Тебе надо орден дать!

Орден как раз впоследствии получил этот самый чин за мужество, проявленное им в ходе операции. И его вроде бы даже повысили в звании.

Но Стародубцев с этой минуты уяснил, что собственной безопасности и защиты своему капиталу он таким образом не обеспечит. И надо искать защитников в другом месте.

Фан, вцепившись в руль, гнал на полную катушку и удивлялся, что никто его не останавливает. Миновав центральную часть города и оказавшись на знакомой окраине, он выключил сирену и в тот же миг почувствовал острую боль в животе и легкое головокружение. Свитер, надетый под пальто, весь промок снизу, и кровь заливала штаны. Он потуже запахнул пальто.

Уже в кромешной тьме он добрался до леса, пройдя по которому можно выйти к кладбищу.

Фан принял решение выйти здесь, если он оставит машину у ворот кладбища, то погубит и себя, и Поликарпа. И даже здесь оставлять ее было опасно, потому что нет вокруг никакого жилья. Дорога только на кладбище. «Дорога только на кладбище», — повторил он про себя и горько оскалил беззубый рот.

Его шатало от сосны к сосне. Иногда он терял сознание, забывался на несколько минут, уткнувшись лицом в мокрый снег. Но кто-то, сидевший внутри, постоянно тормошил: «Эй, парень, вставай!» И он вставал.

До кладбища было ходу не больше трех километров. Фан шел всю ночь.

— Поликарп! Поликарп! — В сторожку вбежал напуганный могильщик и не сумел выразить нормальными словами свой испуг, щедро расточая ругательства, сдобренные междометиями. Из всей пространной речи были понятны только два слова: — Там сидит.

— Кто сидит? Объясни толком! Мертвяк сидит? — пытался помочь ему Поликарп.

— Да вроде… — развел руками тот.

Маленький Фан сидел на одной из поминальных скамеечек на могиле какого-то лауреата Сталинской премии, согнувшись в три погибели. Лицо его было одного цвета со снегом. Он только сказал подбежавшему Поликарпу:

— Все пропало, — выронил пистолет и потерял сознание.

Вдвоем с могильщиком они перенесли его в дом. Карпиди съездил в больницу за знакомым врачом. Казалось, время отсчитывает последние секунды для Фана. Операцию пришлось делать на месте, в дряхлой сторожке, с холодной водой. Воду разогревали на плите.

Доктор зря прокопался у него в брюхе почти час. Пуля затерялась в бескрайнем море кишок.

Фан обливался потом и терял от боли рассудок.

В конце концов пришлось зашить так. Врач высказал сомнения по поводу удачного исхода операции.