В письме Сталину уже из тюрьмы Ежов писал: «Решающим был момент бегства Люшкова. Я буквально сходил с ума. Вызвал Фриновского и предложил вместе поехать докладывать Вам. Один был не в силах. Тогда же Фриновскому я сказал: «Ну, теперь нас крепко накажут…» Я понимал, что у Вас должно создаться настороженное отношение к работе НКВД. Оно так и было. Я это чувствовал все время» [86, с. 356].
Начальником управления был назначен ГОРБАЧ, с ним начальником УНКВД Приморского края прислали ДЕМЕНТЬЕВА. На Дальний Восток были направлены разбираться в том, что произошло, Мехлис и Фриновский.
На фоне этих кадровых перемещений массовые операции снова пошли по нарастающей. Во-первых, было принято решение продолжить национальные операции. Вообще-то постановление Политбюро от 31 января гласило:
«1. Разрешить Наркомвнуделу продолжить до 15 апреля 1938 года операции по разгрому шпионско-диверсионных контингентов из поляков, латышей, немцев, эстонцев, финнов, греков, иранцев, харбинцев, китайцев и румын, как иностранно-поданных, так и советских граждан, согласно существующим приказам НКВД СССР.
2. Оставить до 15 апреля существующий внесудебный порядок рассмотрения дел арестованных по этим операциям людей вне зависимости от их подданства.
3. Предложить НКВД СССР провести до 15 апреля аналогичную операцию и погромить кадры болгар и македонцев, как иностранных подданных, так и граждан СССР» [67, с. 468–469]. Но теперь это решение было отменено.
Поразительно, но 13 мая Политбюро приняло решение установить лимит в 3500 по 1-й категории для Ростовской области, хотя этого региона вообще не было в постановлении от 31 января. Самое большое увеличение лимитов произошло в июле 1938 года на Дальнем Востоке.
Кулацкая операция «была на ДВК уже закончена, — рассказывал Ежов в 1938 г., — однако мы условились с Фриновским, что после его приезда на Дальний Восток он даст телеграмму с просьбой увеличить «лимиты» репрессированных, мотивируя эту меру крайней засоренностью ДВК к.-р. элементами, которые остались почти не разгромленными. Фриновский так и поступил. Приехав на ДВК, он через несколько дней просил увеличить «лимиты» на пятнадцать тысяч человек, на что и получил согласие. Для ДВК с его небольшим населением эта цифра была внушительной».
Телеграмма 28 июля сохранилась: «Прошу утвердить для ДВК лимит на 15 тысяч человек по первой категории и 5 тысяч по второй. По данным не совсем еще полного оперативного учета краевых и областных аппаратов НКВД подлежит репрессированию около 16 тысяч. Из них: бывших белых и карателей 1689 чел., кулаков и бывших торговцев 5219 чел., участников повстанческо-кулацких и казачьих организаций 1179 чел., участников правотроцкистских организаций 761, шпионов и подозреваемых в шпионаже 2148 чел., сектантов и церковников 777, контрабандистов-профессионалов 574, бывших бандитов и бандпособников 331, бывших чиновников белого правительства, полицейских и жандармов 89, антисоветского элемента 2570 чел., рецидивистов и уголовников 189.
Репрессирование указанных элементов задерживается по причине отсутствия решения по лимитам, проведение же операции, не имея этого решения, приведет только к чрезмерной перегрузке тюрем.
Именно эти аресты июля 1938 года и отражены в книгах памяти Хабаровского края, Приморья и Приамурья.
Больше всего возможностей для увеличения количества арестованных было у Успенского, поэтому (по мнению ряда украинских историков) он добился права увеличить лимит еще на 35 000 без санкции Политбюро (опираясь только на решение Ежова) [86, с. 146].
25 августа принимается решение повысить лимиты для
Для того чтобы правильно оценить эти факты, надо поместить их в более широкий контекст.
Во-первых, в ряде регионов местное руководство просило о продолжении операции, но мы не знаем, получило ли разрешение. 20 марта Боечин направил запрос на 6000 для
Тогда же поступил запрос из
17 июня 1938 года поступил запрос из
13 июля поступил запрос на продолжение кулацкой операции из
11 сентября запрос
28 октября руководство