Кровавый контракт. Магнаты и тиран. Круппы, Боши, Сименсы и Третий рейх

Когда одна часть общества признает частную собственность, а другая ее отвергает, создается тяжелейшая ситуация. Борьба между ними разъединяет людей и продолжается до тех пор, пока не победит одна из сторон.

Давно замечено, что один человек работает более эффективно, чем другой; из установления этого факта и выросла идея частной собственности, <…> Люди сильно отличаются друг от друга, и, если ими не руководить, они снова возвращаются в первобытное состояние.

Что касается бизнеса и индустрии, у меня есть единственное желание, а именно: чтобы с возрождением нашего отечества они вошли в мирное будущее. Однако мира в отечестве не будет, если не покончить с марксизмом. Какой бы жесткой ни была борьба, это дело нужно довести до конца».

Если принять во внимание, что люди, приглашенные Герингом, были тщательно отобраны в соответствии с их финансовыми возможностями, можно прийти к выводу, что, даже несмотря на выпад против демократии, эти слова звучали для них музыкой. Но Гитлер закончил свои размышления такими заявлениями, которые непременно должны были насторожить их, предвещая в недалеком будущем нечто зловещее, опасное и принципиально иное: то, чего не желал никто из них, за исключением нескольких правых радикалов, то, с чем они до сих пор энергично боролись, нечто ужасное и столь же чуждое частному предпринимательству, как и другим формам свободы, – диктатуру.

Вот что сказал Гитлер ближе к концу своего монолога:

«Сейчас мы готовимся к проведению последних выборов. Каков бы ни был их результат, возврата к прежнему не будет, даже если предстоящие выборы ничего не решат. Так или иначе, если выборы не принесут решения, дело должно будет улажено другим способом. Я предложил предоставить народу еще одну возможность определить свою судьбу… Но если выборы не дадут определенного результата, все равно Германия не рухнет.

Существует только две возможности: либо победить противника конституционными методами (для чего и проводятся эти выборы), либо придется вести борьбу другими средствами, которые могут потребовать больших жертв. Мне хотелось бы этого избежать. Я верю, что германский народ осознает все величие и значение этого часа, который определит наше будущее на следующие десятки, а может, и сотни лет».

Когда это говорил человек, всего 22 дня назад торжественно поклявшийся соблюдать Веймарскую конституцию, слушатели должны были воспринять их как грубейшее нарушение его клятвы. Но снова Гитлер будто околдовал присутствующих. Никто не выразил возмущения. Никто не возразил против его заявления, что он останется у власти, независимо от результатов выборов в рейхстаг. Крупп фон Болен даже приготовил кое-какие критические замечания, чтобы высказать их во время встречи. Но вместо этого он поблагодарил нового главу правительства и выразил одобрение его планам.

Почти за 25 лет моей журналистской работы в Германии мне приходилось посещать многочисленные массовые митинги и сравнительно небольшие собрания, где выступал Адольф Гитлер. Я возвращался домой и частенько говорил, что не могу понять, как это происходит, но невозможно отрицать, что Гитлеру удается произвести на толпу такое впечатление, которое без преувеличения можно назвать гипнотическим. Грубый, часто срывающийся голос, неграмотная речь, несправедливость яростных нападок на оппонентов, отсутствие логики в аргументах, бесконечное повторение избитых фраз – все это забывалось, как только Гитлер расходился по-настоящему. И эту же способность он продемонстрировал в тот вечер 20 февраля.

Если заявления Гитлера не навели магнатов на тревожные размышления относительно истинных намерений нацистов, то это должно было сделать выступление Германа Геринга, который говорил после своего босса.

Он тоже начал с умеренных заявлений, даже в большей степени, чем Гитлер. Высказал убежденность в том, что бизнес и промышленность ожидает период спокойного развития. Обещал, что в области экономики не будет никаких радикальных перемен. Но для обеспечения этого спокойного развития на выборах 5 марта должно победить новое коалиционное правительство. Поскольку оно не намерено использовать на политические цели деньги налогоплательщиков, нужно изыскать средства на предстоящую кампанию каким-то иным способом.

А затем наступил момент истины. Геринг закончил свою речь следующими словами: «Индустрии будет легче принести необходимые жертвы, если она поймет, что выборы 5 марта будут последними на десять лет, а скорее всего и на предстоящие сто лет».

Не уловив зловещего смысла этой фразы, лидеры финансового и промышленного мира, видимо, испытали облегчение при мысли, что это означает конец бесконечным взносам на выборы. Казалось, они не отдавали себе отчета, что, уступив требованиям этих клятвопреступников, поправших Веймарскую конституцию, они создали прецедент для шантажа со стороны нацистов, которые будут терзать их ближайшие 30 лет.

Не успел Геринг сесть, как раздался голос Ялмара Шахта. Это была самая короткая, но самая дорогостоящая речь за весь вечер: «А теперь, господа, прошу деньги на стол!»