Кровавый кошмар Восточного фронта

10.00. По Шварценау сильный артиллерийский огонь. С потолка подвала сыплется штукатурка. В перерыв между огневыми налетами я выскочил наружу, чтобы осмотреться. Окопы были под минометным обстрелом. То и дело стреляла противотанковая пушка. В окопах никого не было видно. Я возвратился в подвал. Начало смеркаться. Я приготовился обходить позиции. Услышал шаги по подвальной лестнице. В дверях появился ефрейтор:

— Господин лейтенант, десять минут назад на правом фланге прямым попаданием выведен из строя пулемет с расчетом.

С ефрейтором и посыльным отправился на позиции. Пулеметный окоп выглядел ужасно. Попадание было случайным, однако менее ужасным это его не делало.

Оба номера расчета были разорваны в клочья. Наши усилия найти их жетоны не увенчались успехом. Я приказал положить погибших на плащ-палатки и отнести их в Шварценау. Требовалось сделать это быстро, потому что на правом фланге никого не оставалось. Однако я считал, что должен погибшим сослужить эту службу. Я думал о тех мертвых товарищах, оставшихся на открытом месте у имперской дороги, и тех, кто не смог отойти в Шварценау. Похоронить их было некому. Когда, где, кто и как их похоронит, теперь было неизвестно.

19.00. Противник открыл по Шварценау сильный огонь. В 20 часов он еще больше усилился, а через десять минут резко прекратился. Я с людьми рванулся в окопы. Это типичная ситуация перед атакой. Мы всматривались в темноту — ничего! Абсолютная тишина перед фронтом всего батальона.

Ночь прошла, «Иваны» оставили нас в покое. Над Марцхаузеном начал светлеть горизонт. Было относительно тихо, и я рискнул отправиться к командиру батальона. С собой я взял посыльного, другой остался на командном пункте. Ему я приказал выпустить белую ракету, если что-то произойдет. До КП батальона было недалеко. Мы прошли мимо домов Шварценау и по лощине и по руслу ручья пошли дальше на юго-запад.

Вдруг посыльный остановился:

— Там впереди лежит убитый!

Мы подошли. В траве лежал «великогерманский гренадер». Куда он был поражен, видно не было. Документов и нижней части жетона при нем не было. Значит, в его подразделении о нем знают.

На командном пункте я встретил капитана Тойзена, доложил ему обстановку. Командир считал, что в ближайшее время нас сменят. Довести бы его слова до ушей господа!

Тем временем мой посыльный осмотрелся и уже пришел откуда-то с небольшой пачкой писем для роты. Было удивительно, что полевая почта еще продолжала работать.

8.15. Снова сижу в подвале на своем командном пункте. Шварценау и позиции роты обстреливают минометы. Пока светло, я на своих людей в окопах посмотреть не могу. Они сидят на дне своих ячеек и едва могут двигаться. Только с наступлением темноты, когда ослабеет вражеский огонь, можно будет передвигаться. Даже справлять естественные потребности в таких условиях — проблема.

Снова стемнело. Я обхожу позиции и с помощью посыльного раздаю скромный продовольственный рацион. Незадолго до полуночи по нашим позициям открывает огонь тяжелая артиллерия. Наш подвал содрогается, как при землетрясении. В подвале посыпались с полки стеклянные банки для варенья.

30 октября

По нашим позициям систематически долбит русская артиллерия. Дакен и Петерсталь тоже находятся под сильным обстрелом. Думаю, что это предвестник атаки.

Ночь прошла. На рассвете ожидавшейся атаки не последовало. Пять дворов Шварценау с 10.00 находятся под сильным обстрелом советской артиллерии, Если будет прямое попадание в наш дом, то нам конец. Перекрытие подвала слишком слабое.

Около полудня к нам приковылял один из моих солдат. Он ранен осколком в левое плечо. Кровотечения, к счастью, нет. Его перевязали и уложили в угол. Отправить его с передовой можно будет только ночью.

Огонь ослабел. Я поднимаюсь осматривать позиции.

Из Пройсишнассау послышался приближающийся шум мотора. Подъехал «Фольксваген» командира батальона. Водитель торопился и наступившей тишине не доверял. В спешке он выгрузил полевой термос с эрзац-кофе, ящик из-под боеприпасов, в котором лежали хлеб и колбаса, забрал раненого и тут же уехал.

Солдаты в окопах радовались горячему напитку, хотя, конечно, это был совсем не кофе. Однако за несколько дней впервые они получили что-то горячее.

1 ноября

Ночи стали заметно холоднее. Только что пришел с позиций и попытался ненадолго уснуть. Как долго я спал — не знаю. Меня разбудил винтовочный огонь. Сразу же вскочил и пошел наверх. Вдруг все сразу стихло. Я устало опять спустился в подвал с надеждой, что в эту ночь больше не будет никаких сюрпризов. Снова шаги на лестнице. Я схватился за пистолет. В двери стояли два моих солдата. Один из них едва держался на ногах. Даже в слабом свете фонаря я видел рану на левой стороне его головы. Его трясло. Я встал и усадил его на свой стул.

— Что случилось?

Второй ответил:

— На нас напала штурмовая группа. Я как раз вылез из окопа, и тут атаковали русские. Они уже давно, наверное, лежали у наших траншей. Все было бесшумно. Его, — показал на своего товарища, — они ударили по голове и потащили с собой.

— А как оказалось, что он сейчас здесь?