В штабе дивизии в Эльхнидерунге я встретил одного товарища. Мне бросилось в глаза, что все здесь развалено. Лейтенант, бежавший мне навстречу, сказал, что корпус снимают с фронта и отправляют куда-то под Гумбинен.
Я задался вопросом: где я найду свой батальон, если все части движутся куда-то маршем?
Чтобы не «зазимовать» здесь, я поймал вездеход, ехавший в направлении Кукернезе. Может быть, найду свой батальон там.
Через несколько километров нам навстречу попались машины. Чтобы выяснить обстановку, я попросил водителя затормозить. Я остановил один из попавшихся нам навстречу грузовиков и узнал, что батальоны снимаются с фронта и отправляются в южном направлении, противника сдерживают только подразделения прикрытия.
«Противника сдерживают подразделения прикрытия» — это значит, что сплошной линии фронта больше нет. Я прыгнул опять в вездеход и рассказал об услышанном водителю. Мы осторожно поехали дальше.
Проехав пять километров, мы оказались в деревне. Тишина покинутых домов была гнетущей. На северной окраине деревни нас остановила группа егерей-парашютистов. К нашей машине шагнул фельдфебель:
— Вы куда?
— Я ищу батальон Тойзена из 16-го полка.
— Я переспрашиваю еще раз, — возразил фельдфебель, — если вы поедете дальше, то угодите к «Иванам» в руки. На этой дороге мы последние!
Я вылез из машины, чтобы осмотреться. Севернее нас слышался шум боя. Дорога, на которой мы стояли, поднималась в северном направлении, а потом терялась в лощине, которая отсюда не просматривалась.
— Господин фельдфебель, сюда со стороны противника кто-то идет, — доложил командир пулеметного расчета, занявший со своими людьми позицию в садике перед домом.
Из лощины в 200 метрах к нам кто-то очень медленно приближался. Я посмотрел, как пулеметчик прикинул расстояние до цели и осторожно установил дальность на прицеле. Фельдфебель рядом со мной глянул в бинокль:
— Уму не постижимо! Старуха на костылях!
Двое солдат побежали навстречу женщине. Остальные заняли огневые позиции. Если сейчас русские пойдут вперед, то положение будет критическим и для старой женщины, и для двух егерей. Но нам повезло! Через четверть часа егеря вернулись со старушкой.
Старушку усадили на скамейку. По виду ей было далеко за восемьдесят. Она очень устала и судорожно сжимала свои костыли. Немного погодя я с ней заговорил:
— Скажите, как так получилось, что вы ходите здесь одна?
Она ответила на восточнопрусском диалекте:
— Нет, молоденький господин, родственников у меня нет. Жители моей деревни собрались и уехали. А я, старуха, хотела остаться на родине. Русские мне уже ничего не сделают, думала я. А потом мне все же стало страшно, и я решила убежать!
Фельдфебель слушал и качал головой.
Позади из деревни послышался шум мотора. К нам подъехал мотоцикл с коляской. Полевая жандармерия. Мотоциклист-фельдфебель слез с сиденья и подошел ко мне:
— Господин лейтенант, я из штаба дивизии. Должен выяснить здесь обстановку.
Я кивнул на егерей:
— Здесь бой ведут парашютисты. А я здесь вроде гостя — ищу свою часть. Поговорите вон с фельдфебелем!
Шум боя приблизился. Я помог сесть старушке в коляску мотоцикла жандарма. Когда «цепной пес» [2] отъезжал, старушка пожала мою руку:
— Спасибо, молоденький господин, большое спасибо!
Фельдфебель, наблюдавший эту сцену, сказал в раздумье:
— Не хотел бы быть таким старым, как эта беспомощная женщина!
— Не говорите об этом слишком громко. Шансы дожить здесь, в Восточной Пруссии, до старости и без того не очень велики.
Здесь мне больше делать было нечего. Батальона я не нашел. Водитель вездехода, которому здесь тоже показалось достаточно горячо, взял меня с собой назад, хотя до этого хотел ехать дальше на север.
Ночь я провел в районе дивизионного штаба. В брошенном доме я прикорнул на старом диване.
Хотя я очень устал, заснуть не мог. Фронт заметно приблизился. Я боялся, что если глубоко засну, то не услышу, как снимется штаб дивизии, и тогда меня утром разбудят «Иваны». Незадолго до полуночи я снова вышел на улицу. На севере небо то и дело озаряли вспышки. Ветер доносил грохот канонады.
Ночь прошла. С раннего утра я был на ногах и узнавал, как и что. Во второй половине дня появилась возможность поехать со штабом корпуса до Инстербурга по железной дороге (как минимум, 50 километров).
Ехали мы медленно. Стемнело. Ночью стало неприятно холодно.
21 октября
Мы миновали Инстербург и проехали еще 25 километров на восток, до Гумбинена.
У Бернена поезд остановился. Я опустил оконное стекло. Воздух вибрировал: била артиллерия. Шум боя приближался. Метрах в 600 севернее нас падали снаряды.
Поезд пошел дальше. Рядом с насыпью я видел раненых, отходивших на запад. В воздухе чувствовался запах пожаров. Наш поезд пришел на вокзал Гумбинена и остановился. Рядом с нами рвались снаряды танковых пушек.
Ехавшие с нами на платформах штурмовые орудия начали съезжать на пандус и сразу же пошли в бой. От грохота заложило уши. Я выпрыгнул из вагона.