— Я когда-нибудь вел себя как-нибудь по-особенному, привлекал внимание?
— Поведение… да, пожалуй, было что-то странное.
— Что?
— Персонал, экспатриированный неправительственными организациями, принципиально не живет в лагерях и каждый вечер возвращается в свою «основную жизнь». Мы арендовали дом в деревне Кибумба, это было спокойное место, где мы хоть на несколько часов в день оказывались в своем кругу и не видели насилия и нищеты. Это было единственной возможностью сдержать и предупредить воровство оборудования…
— И?
— Я вспоминаю, что чаще всего ты возвращался с нами, но иногда оставался в лагере с сиротами. Ты говорил, что они нуждаются в тебе, что ты не хочешь их оставлять…
— Ты помнишь, в лагере происходили какие-нибудь особенные события, которые не согласовывались с общей ситуацией?
— Нет. Кроме ужасов, рэкета, проституции, изнасилований, убийств, которые встречались повсеместно, я не помню…
— А какими были отношения? Мы хорошо… ладили? — отважился спросить Натан.
— Мы были очень близки… ты пробыл там недолго… — печально улыбнулась Рода.
— Близки… каким образом?
— Я была почти замужем, я была подругой Паоло Валенте. — Она внимательно смотрела на него. — Ты смущаешь меня своими вопросами.
— Извини… я просто пытаюсь понять, что я там делал. Я не больше чем ты верю в свое прошлое журналиста… Вероятно, я был в этом лагере по другой причине…
Рода, казалось, замкнулась, однако спросила:
— Ты думаешь, что существует связь между твоим расследованием и присутствием в Заире?
— Не имею ни малейшего понятия, но у меня есть чувство, что за моей личностью скрывается пропасть ужаса.
— Зачем ты это делаешь? Почему ты просто не обратишься в полицию?
— Полицию? За исключением трех солдат, умерших восемьдесят лет тому назад и пыльной рукописи, у меня нет никаких доказательств. И потом… ты, кажется, чего-то не понимаешь.
— Чего?
— Я не существую.
24
Натан проснулся один в заполненной светом комнате. Рода исчезла. Лишенный всяких мыслей, он рассматривал белый потолок, потом посмотрел на часы: половина одиннадцатого. Он вспомнил ночь, проведенную с молодой женщиной. Он любовался изгибами ее тела. Он ласкал ее до тех пор, пока не почувствовал, как в нем рождается радость жизни. Она вызвалась сходить забрать компьютер и личные вещи Натана из квартиры на улице Кампань-Премьер. Сначала он отказался под предлогом, что его там, вероятно, поджидали убийцы, но в конце концов уступил ее настойчивости.
На журнальном столике он обнаружил записку:
Натан, я выступаю на конгрессе. Освобожусь к 13 часам. Буду ждать тебя на площади Вогезов, в тени больших каштановых деревьев.
Часы пробили одиннадцать часов. У него еще оставалось время внести ясность в свои мысли. Он заказал кофе, устроился за письменным столом и начал составлять список улик:
Я кажусь особенно заинтересованным темой идеологии массовых убийств.
В ходе миссии погибают судовой врач и еще двое, личности которых не установлены. Официальная причина смерти — авария вертолета.
Убийцы поджидали меня дома. Кто их посылает?»
Натан постарался вспомнить всех, с кем сталкивался с момента выхода из комы. Только один человек угрожал ему и, казалось, имел вескую причину желать его исчезновения.
Он набрал номер «Гидры» и услышал голос секретаря. Женщина без возражений соединила его с Рубо.
— Фал?
— Благодарю вас за прием, оказанный мне вчера вечером. К несчастью для вас, у них было меньше шансов, чем в Хаммерфесте.
— О чем вы говорите?
— Перестаньте принимать меня за дурака. Команда профи пыталась меня прикончить, и вы единственный, кто мог их послать.
— Я не…
— Заткнись и слушай меня! Правила изменились. Я веду собственное расследование, я обнаружил похоронные сумки, тела солдат… — Я собрал достаточно доказательств, чтобы поставить тебя на колени, идиот. Ты сейчас же расскажешь мне о настоящей причине экспедиции, как умер Вилд и другие и кто был заказчиком…
— Идите вы к черту!
— Послушай-ка меня! Либо ты называешь сообщников, либо я звоню в полицию.
Рубо внезапно изменил тон. Угрозы начинали действовать.
— Я к вам никого не подсылал. Я даже не знаю, о чем вы хотите говорить. Что касается миссии…