Кровавый остров

– Практически все о нем находится под покровом тайны, – рассказывал он, пропиливаясь сквозь плечевой сустав, соединявший плечевую кость мистера Кендалла с лопаткой. Мое участие в этой стадии «решения вопроса» состояло в том, чтобы в буквальном смысле слова держать труп за руку – чтобы та оставалась перпендикулярной обезноженному торсу. – От класса до вида, от брачного поведения до ареала обитания, от жизненного цикла до точного облика. Мы даже не уверены в том, что это хищник. Рассказы – а это не более, чем рассказы, сказки, передающиеся из поколения в поколение, – гласят, что это очевидно хищник, но это всего лишь рассказы – побасенки и сказки, а не достойные доверия наблюдения. Единственное подлинное свидетельство существования магнификума, находящееся в нашем распоряжении, это nidi – его гнезда, и пуидресер, первоначально считавшийся его пометом, но в настоящее время рассматривающийся, как я говорил присутствующему здесь мистеру Кендаллу, – Уортроп кивнул на таз у своих ног, – как часть пищеварительной системы, слюна или яд, вырабатывающиеся в пасти или в ином гландулярном органе[24], – здесь монстролог вытянул пилу и продолжил: – Готово, Уилл Генри! Потяни его за руку и поглядим, отойдет ли. О, вот славно! Подай-ка мастеру Генри руку!

Он рассмеялся. Я – нет. Жутковатые попытки Уортропа шутить действовали мне на нервы.

– Ну, не стой тут с ней просто так. Брось в таз к остальному. У нас мало времени. Думаю, распилю торс пополам, по седьмому грудному позвонку. Что скажешь?

Я сознался, что не имею на сей счет никакого мнения; мне исполнилось всего лишь тринадцать, и это было мое первое расчленение.

– Твоя правда, – кивнул монстролог.

Мы рассортировали останки мистера Кендалла, отделяя более крупные части (например, ляжки) от меньших (таких, как кисти рук). Первым предстояло сгореть в переулке, вторым – в камине в библиотеке.

– А что же кости? – спросил я. – Что мы с ними сделаем?

– Оставим себе, конечно. Когда у меня появится немного времени, я хотел бы восстановить скелет. В идеале нам следовало бы очистить их кислотой, но не успеем – это дольше, чем выжигать огнем. Время для нас сейчас важнее всего, Уилл Генри, если только мы надеемся выследить магнификум.

Мы стояли в переулке у бочки для сжигания мусора, по щиколотку в четырех дюймах свежего снега. Снежная буря по большей части уже миновала, однако несколько пышных снежинок все еще лениво планировали вниз в янтарном свете уличного фонаря – как золотые листья острова, о котором рассказывал мне отец и который он обещал мне показать – чего так никогда и не сделал.

Уортроп полил останки керосином. Он зажег спичку и держал, пока пламя не опалило ему пальцы, затем бросил ее на землю.

– Что ж, полагаю, следует что-то сказать. Несколько подобающих слов. Я знаю, что некоторые сочли бы, что Уаймонд Кендалл что посеял, то и пожал, что любопытство кошку сгубило, что следовало ему печься о собственных делах и не совать носа в монстрологические. Однако не меньше найдется и тех, кто счел бы его невинной жертвой злобного безумца, трагическим последствием человеческой бесчеловечности. А что скажешь ты, Уилл Генри?

– Никто такого не заслуживает, – ответил я.

– А. Думаю, ты добрался до сути, Уилл Генри. Полмира молится, чтобы получить то, чего они заслуживают, а полмира – чтобы не получить по заслугам! – он глянул вниз, на путаную кучу частей тела, заготовку для гнездовища… Смотреть на это можно было только так.

– Я не знал вас, Уаймонд Кендалл, – сказал монстролог расчлененному трупу, набитому в мусорный бак. – Я не знаю, была ли ваша жизнь счастливой или несчастной, любили ли вы кого-то больше себя самого, интересовались ли вы театром, книгами или политикой. Я не знаю, были ли вы добродушны или сварливы, великодушны или злопамятны, благочестивы или безбожны. Я о вас практически ничего не знаю, а ведь я держал в руках самый ваш мозг. Я надеюсь, что прежде, чем вы лишились сознания, вы примирились со своим прошлым, простили должникам вашим и, что самое важное, простили самому себе.

Он зажег вторую спичку и бросил ее в бак. Пламя взметнулось ввысь, дымное и темное по краям, и нас обдало волной жара и едкого запаха горящих волос; шипела вода, испаряясь из плоти, плясал золотистый снег. Мы с монстрологом бездумно придвинулись ближе к баку: ночь была очень морозной, а пламя – теплым.

Часть десятая «Я избранный»

Следующим утром мы отбыли в Нью-Йорк. В поезде я уснул и проснулся, уже когда мы прибыли на Центральный вокзал: с кружащейся головой на локте доктора, дезориентированный и мучащийся тошнотой. Мне снился кошмарный сон, в котором монстролог демонстрировал школьникам, как правильно изымать мозг из трупа – из моего собственного трупа.