— Глянь, что у меня есть! — хитро улыбнулась Дженни, доставая из-за пазухи увесистый кусок «мраморной» говядины, еще одной гордости фермы Стемпер.
— Стянула еще вечером, — ответила она на невысказанный вопрос Мэри, — смотри!
Вцепившись пальцами в чешуйчатую кору, она нависла над омутом и, размахнувшись, швырнула мясо в реку. До воды бекон так и не долетел — что-то длинное, напоминающее поросшее серо-зеленой тиной бревно, плюхнулось в воду из прибрежных зарослей. Перед глазами девочек мелькнул покрытый бронированными щитками бок и гребнистый хвост. Громко щелкнули зубастые челюсти, когда большой крокодил ухватил кусок мяса и сходу заглотил его.
— Видела!? — гордо сказала Дженни, — это я его нашла!
— Нашла?
— Слышала, как старый Гома говорил другим, что видел здесь крокодила. Они болтали об этом вечером, когда шли с работы, а я сидела в своей комнате с открытым окном и все слышала. Они собирались сказать отцу, чтобы тот убил крокодила, но я захотела увидеть его первой. Хочешь сама покормить?
Она протянула Мэри еще один кусок мяса, но маленькая африканка только помотала головой, со страхом глядя на чудовище. От кончика носа до кончика хвоста в крокодиле было не меньше пятнадцати футов.
— Трусиха! — с чувством превосходства сказала Дженни и швырнула второй кусок мяса в воду. Снова щелкнула зубастая пасть и крокодил, проглотив очередную подачку, развернулся, с нехорошим интересом взглянув на девчонок.
— Извини, — с сожалением развела руками Дженни, — больше нет.
— Пойдем домой! — взмолилась Мэри, — мы уже слишком долго гуляем. Тебе и так влетит за мясо, а уж если узнают, где мы были…
— Не ной, плакса, — презрительно бросила Дженни, — никто ничего не узна…
Ее слова прервал грохот выстрелов, раздавшийся со стороны фермы, а вслед за ним — громкий взрыв. Крокодил, услышав эти звуки, с молниеносной быстротой исчез под водой, а девочки, испуганно переглянувшись, со всех ногкинулись к дому.
О том, что произошло нечто ужасное, девочки поняли еще на хлопковом поле — тут и там валялись страшно изуродованные тела чернокожих работников. Замирая от ужаса, Дженни и Мэри на четвереньках, прячась меж зарослей, подобрались к дому.
Возле веранды толпилось не менее трех десятков негров — в основном молодых, немногим старше Роберта. Все террористы носили свою неофициальную «форму» — выцветшие джинсы и джинсовые же куртки с отпоротыми рукавами. Несколько человек, выглядевшие старше остальных, прикрывали глаза черными очками, а один носил еще и вычурные, «ковбойские» сапоги. Большинство было вооружено автоматами Калашникова, лишь несколько, самых молодых, имели охотничьи ружья. Двое террористов держали еще и гранатометы — и, судя по всему, именно они сыграли решающую роль во время штурма дома, ныне горевшего сразу в пяти местах.
Отца Дженни узнала не сразу — он лежал на ступенях веранды, но разум девочки просто отказывался понимать, что изуродованный кусок мяса, с чудом уцелевшим клоком рыжих волос на размозженной голове — это Роджер Стемпер. Его сын прожил чуть дольше — обнаженный, обожженный, с отрубленными пальцами и гениталиями, Роберт еще корчился в петле, переброшенной через массивную балку. Перед верандой, в окровавленной пыли, лежала Джозефина — с задранным подолом и безобразной дырой между ног. Над ней уже роились крупные зеленые мухи.
А Мередит Стемпер была еще жива — вмиг поседевшая, стоявшая в разорванном платье, женщина стояла на веранде, среди перевернутой мебели, сжимая в руках карабин мужа. Судя по всему, мужчин застали врасплох — и только хозяйка успела добраться до оружия. Несколько трупов в джинсовых куртках уже валялись перед верандой, в то время как Мередит упрямо жала на курок, хотя вместо выстрелов раздавались лишь бесполезные щелчки — женщина давно расстреляла все патроны.
Самый старший из «терров», усмехнувшись, поднял автомат, готовясь полоснуть женщину очередью, но несколько черных юнцов остановили его протестующими возгласами. Особенно усердствовал один, он даже шагнул вперед, жестами убеждая главного опустить оружие. Этот бандит отличался от остальных: если большинство террористов были из шона, то их соратник не походил ни на шона, ни на матабеле, ни на какую иную народность Южной Африки. Еще молодой парень, этот «каффир» был на голову выше самых высоких шона. Необычайно темная кожа также отличала его от местных, также как и на редкость уродливое лицо, — его черты, несомненно, негритянские, несли примесь и некой иной крови. Иссиня-черные локоны, вьющиеся словно змеи, ниспадали на широченную грудную клетку, поросшую густыми волосами. Прямо по центру, впрочем, они были выбриты, открывая татуировку — череп, вписанный во что-то вроде четырехконечной звезды, с необычайно удлиненным одним из лучей.