Кровавый пир

– И здесь я не нашла Его! – скорбно прошептала она, глядя вслед бегущей толпе. – Нигде… нигде!.. – и, облокотившись о скамейку, возле которой она сидела, старуха запела тихим, старческим голосом, тогда как из ее глаз катились крупные слезы:

Громко плачет в небе Богоматерь,
Льет на землю чистые слезинки…
Ах, опять сошел Христос на землю,
Чтоб спасти заблудшихся и грешных.
«Ты вернись, вернись, о, Сыне милый!
Люди злы, Твоих забот не стоят,
Вновь они Тебя со злобой встретят,
Осмеют, подвергнут истязаньям!»
Но не внял Божественный Страдалец
Безутешной Матери моленьям,
И Она Сама на землю сходит,
Отыскать следы Его стараясь.
Ходит, плачет, ищет… не находит…
Всюду кровь, неправда и распутство…
Отлетели ангелы в испуге
От земли, погрязшей в гнусной скверне.
«Ой, вы, люди, злые, злые люди!
Вы скажите Матери несчастной,
Где Мой Сын, где Мой Христос Пречистый?
Или снова вы Его убили?»
Но в ответ смеются злобно люди,
Ведь они Христа совсем не знают
На престоле, кровью обагренном,
Сатана ликуя восседает!
Так в слезах и ходит Богоматерь,
Средь людей Христа найти стараясь…
Ступит где – цветы там вырастают,
Где слезу уронит, там – источник.

Звук громких голосов заставил старуху вздрогнуть и поднять глаза. По дорожке опять шла кучка народа. Это был Фушэ, окруженный жаждущими узнать последние новости, которых у расстриги всегда бывал свеженький запас.

– Да, да, друзья мои, – говорил Фушэ, разводя руками и поворачивая голову во все стороны. – Выбрали, конечно, выбрали! Но что прикажете делать? Робеспьеру мало было стать французским королем, ему нужно сделаться Господом Богом!

Громкий смех покрыл эту фразу, и добрая половина из окружавших Фушэ отпрянула от него, чтобы поскорее сообщить новое словцо своим знакомым. Париж любит меткую шутку – и к вечеру весь город со смехом твердил пущенную расстригой крылатую фразу!

Удовлетворив, как мог, любопытство окружающих, Фушэ сказал:

– Ну-с, господа, а теперь до свиданья! Мне нужно сказать два слова гражданину Дюрану!

Он взял толстяка под руку и пошел с ним дальше, тогда как остальные повернули обратно.

При приближении обоих старуха подняла голову и пытливо впилась взором в лицо Фушэ. В этот момент Дюран сказал:

– Да, кстати, Фушэ… Ты ведь всегда все знаешь! Правда ли, что…

При этих словах старуха вскочила с легкостью, какой трудно было ждать от ее немощности и возраста, и, подбежав к Фушэ, сказала с выражением бесконечной мольбы:

– Добрый господин! Я слышала, что вы всегда все знаете, так не можете ли вы сказать мне, где мой Сын?

– Твой сын? – улыбаясь спросил Фушэ, – Нет, мое всезнайство не простирается так далеко! Я не знаю, кто – ты, могу ли я знать, где твой сын?

– Да, да… – пробормотала старуха, отходя обратно на свое место и вновь опускаясь на землю. – Нас теперь уже никто не знает… никто… Ах! – Ее глаза наполнились слезами. – Сколько земель уже исходила я в поисках Его! Я выплакала все слезы, я истерла ноги до крови, и нигде… нигде…

Ее бормотанье перешло в душу надрывающий плач.

– Бедная женщина! – сказал Фушэ. – Наверное, ее сын погиб в одной из фурнэ?

– Как, да ты действительно не знаешь ее? – удивился Дюран. – Ну, ну, я первый раз вижу, что Фушэ чего-нибудь не знает! Да, ты прав! Старуха Тео ищет Кое-Кого, Кто погиб в одной из фурнэ, но только это было очень давно… так лет более тысячи семисот тому назад! И Погибшего трудно найти теперь во Франции, которая стала истинным царством дьявола из-за этого проклятого Робеспьера!

– Я ровно ничего не понимаю, друг мой! – ответил Фушэ, пожимая плечами.

Тогда Дюран рассказал ему историю старухи Тео.