Кровавый пир

– Мою Агашку раздели, – сказал хмуро Кострыга, – да в мороз в сугроб снега и посадил боярин. Она и померла. А все через кормилицу!

– Лютей нету, как ежели да свой брат, холоп, верх возьмет!

– Помогите, ой, помогите! Не приказный я!

– Врешь, приказная душа! С меня три алтына взял!

– А с меня корову! – раздались голоса с улицы. Василий выбежал.

Рослый детина отбивался от четырех гультяев, и все они орали на всю улицу.

– А вот я его! – закричал вдруг вышедший из угла пьяный казак и махнул саблею.

Рослый детина поднял руки к разбитой голове и как сноп рухнул на землю.

– Вот как мы их! – похвалился казак.

Сумерки сгустились. Уже ничего не было видно, только со всех сторон раздавались вопли и крики. Василий пробрался, уже не разбирая, что под ногами, к приказной избе, сел на своего коня и медленно поехал к атаманскому стругу, что стоял у берега, верстах в двух от города.

Крики слышались ему всю дорогу.

На пути его обгоняли казаки, пешие и конные, мужики, голытьба, пьяные, веселые…

Он слез с коня, сдал его какому-то пьяному казаку и тихо вошел на струг.

– Кто? – окликнул его голос.

– Я! Василий!

– А! Ты! – сказал ему Фролка. – А братан упился и спит. Я вполпьяна. Хочешь пить?

– Браги, пожалуй!

– Браги? Эх ты, а еще казак. Иди, у нас варенуха есть!

Он ухватил Василья за руку и потащил в рубку. Там, лежа на полу, сидя на корточках, пьянствовали есаулы, говоря промеж себя вполголоса.

– Ныне еще тысячи три прибавилось, – говорил Ус. – Силы у нас – ух! Пока до Москвы дойдем, сто тысяч будет!

– Ну уж? – усомнился Фролка.

– Верно! Ты считай – мордвы сколько, чувашей, опять татарва из-под Казани. Что мухи на мед, все идут!

Василий пристроился в углу и под их говор заснул тяжелым сном.

Виделись во сне ему убитые, видел он опять стрельца с ножом, мамку, исступленно вопиющую… Стенька Разин махал саблею и кричал: «Всех бейте!«Василий бросился на старика, а в это время Наташа вдруг встала бледная, с расширенными глазами и кричит: «Не губи его, меня потеряешь! Его бей!» – и указывала ему на Разина, а Разин, скаля белые, острые зубы, отвечал: «Меня сабля не берет, пуля не трогает. Режь, Василий, и свою лебедку!«А потом вдруг обратился в ясного, светлого воина. «Я князь Прилуков! И тебе смерть! А Наташа моя! Моя!» – закричал Василий и проснулся. Утренний свет пробивался в рубку. Есаулы вставали и вылезали из-под низких дверей.

– Подымайся! – говорил Василию Фролка. – Брат в город едет. Нас уже кликал!

Василий поспешно вскочил и, чтобы отогнать впечатление сна, быстро вылез на палубу. Яркое солнце уже играло на воде.

V

– Здравствуй, батюшка Степан Тимофеевич, – громко кричали астраханцы и бежали толпою за Стенькою Разиным, когда он на другое утро въезжал в город, окруженный своими есаулами, с Фролкою и Васильем подле себя.

– Здравствуйте, детки! Здорово, ребятушки! – говорил весело Стенька и, выехав на площадь, остановил коня и поднял руку. Толпа сразу замолкла. – Говорили вам вчерась мои есаулы про славное казачество! – заговорил Стенька. – Ну вот, так все вы теперь казаки будете. Идите в поле, и там я присягу возьму с вас!

– В поле, в поле! – закричали вокруг, и толпа бросилась бежать к городским воротам.

Площадь опустела. Стенька Разин оглянулся.

У раската грудою лежали трупы: лдни были с отсеченными головами, другие с разбитым черепом, третьи просто удушенные. Казалось, все они намокли в крови, потому что вокруг них была топкая кровавая грязь. То тут, то там валялись руки и ноги…

– Закажи яму вырыть, – сказал Стенька Шелудяку, – да всех их туда. А то смердеть дюже станут!

– Где яму-то копать?

– Яму? А ну, тут Троицкий монастырь есть. Пусть братья и постараются. Много? – спросил он, указывая на трупы.

– А вчерась считано четыреста. Да опосля приводили.

– Ладно! Так им и надо, псам! Иваша, – обратился он к Терскому, – тащи на поле попов-то! Пусть с книгой придут да крестом. А мы поедем!

Он тронул коня.

– Дорогу атаману! – закричали в толпе, едва он показался из ворот, и толпа разом раздвинулась на две стороны.

– Ну, детки, – сказал Стенька, не сходя с коня, – сейчас попы придут. Станете крест целовать на честной службе. Богом поклянетесь стоять за великого государя да за меня, Степана Тимофеевича, атамана Разина, да за честное казачество. Богом поклянусь вам и войску честно служить, изменников выводить!

– Дорогу, дорогу! – раздались возгласы. Толпа снова расступилась. Впереди ехал Ивашка Терской, сзади него шло восемь священников в оборванных рясах, с растрепанными волосами, и их окружали казаки с плетьми.

– Едва повытаскал, – сказал Терской, подъезжая к атаману. – В чуланы, в подвалы попрятались, что кроты! А кресты из церквей взяли. Вот!

Терской опустил руку за голенище сапога и вынул оттуда три напрестольных креста и поднес их атаману. Толпа безмолвно стояла в ожидании церемонии.

– Ну, три попа, берите кресты и держите! – крикнул на священников Стенька. – А вы чередом целовать крест станете, а потом мне кланяться. Ну!

Но священники стояли неподвижно, опустив головы.