Кровавый пир. За чьи грехи?

— Вот ужо приедет на тебя порадуется, — со вздохом сказал отец Никодим, в христианском смирении стараясь забыть, что она невеста разбойника.

— А когда он вернуться сбирался? — тихо спросила Наташа

— Вернуться-то? Уж и не знаю! Викеша, а ты?

— Как поход сломают, — ответил Викентий, — слышь, Самару взяли, под Симбирск пошли!

— О-ох! — не мог сдержать вздоха своего отец Никодим. — Крови-то сколько! Крови! Истинно гнев Божий за наши беззакония! И были знаменья на небеси, и Фомушка пророчествовал, и прочие юродивые от Господа. Не вняли!..

— Батюшка! — вдруг воскликнула Наташа, падая на колени. — Спаси ты меня от этого разбойника!

— Что ты, милая? — испугался Никодим. — Да я-то что ж?

— Что? Я тебе говорила! — торжествующе воскликнула попадья.

— Постой, Марковна! Дочушка, голубушка, да чего ж ты убиваешься так? — заговорил отец Никодим, а Наташа залилась слезами и говорила:

— Спасите меня, спасите! Не могу видеть его, убегу я!

Викентий стал ее успокаивать, готовя свое любезное питье. Наташа немного успокоилась.

— Ты скажи мне, девушка, — тихо заговорил отец Никодим, — кто ты? Может, тебя к родителям отправить?..

— Одна я! Сиротиночка я! Были у меня и отец, и братец родимые. Сгубили их! Ох, как и мучили, как мучили! Он, изверг! И хочет еще надо мной надругаться! Ни в жизнь! Смерть лучше!

— Тсс! Грех говорить такое! — остановил ее испуганно отец Никодим. — Ишь что сказала!

— Оставь ее, батька! — сказала попадья. — Пусть сердце отведет. Ты расскажи нам лучше по ряду все, Наташенька. Кто ты?

— Я? Я Наталья, дочь дворянина Лукоперова. Жили мы тихо и мирно, только… грешна я, милые, ой грешна!..

И все, без утайки, поведала она своим нежданным друзьям всю жизнь день за днем. И одинокую девичью скуку, и встречу с Чуксановым, и его ссору с братом, и свои обещания. Поведала про гнев на брата, про жалость к обиженному, а потом про страшные дни перед приходом разбойников. Рассказала наконец и про ужасную казнь отца и брата, совершенную Василием.

— Как вспомнила я теперь все это, как увидела лицо его тогда злобное — сразу не любовь, а страх меня охватил. Бежала бы я от него за тридевять земель. Часу с ним бы не провела. Кровь моих родных на нем…

— Ты и бредила-то все этими страхами, — сказал Викентий.

— Что я говорила тебе, батька? — опять повторила попадья. — Николи она разбойника любить не может!

А Никодим только вздыхал, качая седою головою.

— Всякая неправда родит неправду и зло — зло. Боже милостивый, крови-то сколько! Исступления, неистовства! Яко дикие звери грызут друг дружку и кровь пьют, как вурдалаки!

— Батюшка! Родные мои, спасите меня от него! — опять заговорила с плачем Наташа

Никодим закачал головою и развел руками.

— Родненькая, да как же сделать-то это? Скрыть тебя, придет он, нас убьет, дом сожжет… И когда придет? Бежать всем. Куда? Везде они, как алчные звери, рыщут и алчут крови. Не уйдешь от них. Пожди, доченька, может, Бог смилостивится и откроет нам пути Свои!..

— Нет ли у тебя, Наташенька, человека какого? Moжет, ему весточку подать? Может, он пособит? — сказала попадья.

Наташа вспыхнула и потупилась.

— Есть, да боязно только, — прошептала она.

— Кто, милая?

— Сватался ко мне князь Прилуков из Казани…

— Ну?..

— Только я его и видела-то раз. Да и сватался он, как бы и нет. Батюшка сказывал мне только, что братец за него сватать меня хотел…

— А как дойти до Казани? Слышь, они все там, разбойники! О, Господи, страшен ты гневом Своим, но велик милостью!

— Мы тебе пока за отца с матерью будем, а Викеша за братца, — ласково сказала попадья.

Тихо и мирно потекла жизнь. Наташа полюбила всех и ее полюбили. Сидела она в своей светелке долгими днями, а подле нее то Викентий, то Марковна. Викентий рассказывал про славный город Киев, под которым он жил, про сестру свою Анусю, про буйное нападение пьяных казаков и смерть сестры. Марковна рассказывала старинные были, а вечером приходил отец Никодим и беседовал о священном.

Словно тихий сон казалась жизнь Наташе, но время от времени душу ее тревожили мысли. Думала с ужасом она о Василии, о том, как встретится с ним. Иногда мелькало у нее в уме: "Убьют, может", и она не знала, греховна эта мысль или нет. Порою ночью она вскакивала в страхе и кричала: ей казалось, что за нею пришел Василий со своими казаками.

И однажды припомнился ей ее вещий сон, тогда, в страшную ночь. Весь припомнился, до мелочи. Припомнился и князь, от которого все вокруг освещалось, словно от ясного солнца. "Может, придет и спасет!" — мелькало у нее в мыслях, и она, краснея от дум своих, тихо шептала: "Приди!"

Вспомнился он ей, когда она встречала и провожала его чарою вина. Вспомнилась статная фигура, вспыхнувшее лицо, горячий взгляд.

И теперь каждый раз, как начинала она думать о Василии и сердце ее сжималось от страха, вдруг словно луч мелькала мысль о князе Прилукове, и сердце снова начинало биться покойно и ровно.

Она полюбила говорить о князе с Викентием.