«Он на грани срыва», – вздохнула Захра.
– Скорей бы все кончилось!.. – Магомед снова налил в рюмки коньяк. – Давай за тех, кто сейчас дерется против гяуров во всех странах мира.
– Аллах акбар, – проговорила чеченка.
– Может, ты все-таки разжуешь мне, что к чему и что почем? – вздохнул Мамалюк. – А то что-то непонятное. Приезжают эти двое, на кой-то хрен ты семью летуна обрабатываешь? Что за дела-то?
– Слушай, Колян, – недовольно ответил Антон, – какое тебе дело? У ваххабитов этих гребаных на нас компромата полно. Как мы с тобой товарищам по оружию горло перерезали, надеюсь, помнишь? – Мамалюк молча кивнул. – Нам еще бабки дают, а могли просто заставить: выбирайте – либо делаете то, что вам говорят, либо мы видеопленку в ФСБ отправим. И тогда сам понимаешь, что с нами было бы. Так что пей пиво и будь доволен.
– А может, сдернем куда-нибудь? – помолчав, проговорил Мамалюк. – Россия большая, бабок нам хватит. И хрен кто найдет.
– У тебя с башкой не все ладно, – усмехнулся Антон. – На кой хрен им нас искать? Отправят кассеты в ФСБ, и тогда…
– Верно, – со вздохом признал Мамалюк. – Заработали тогда бабок. Я как в плен попал, сразу сломался. Жить так захотелось, что и мать пришиб бы. Мне показали сначала на какого-то вертолетчика. Я его с ходу сделал. И им понравилось, что не куда попало ножом колол, а по горлу полоснул и в сердце. Потом пару месяцев в тренировочном лагере Урус-Мартана пробыл. В девяносто восьмом по их просьбе поехал контрактником. Да кому я все это говорю, ведь ты это же прошел. И знаешь, сначала ни страха, ни сожаления не было. А сейчас страх за горло взял и не отпускает. Вроде чего бояться-то – нам ничего не говорят, ни на что не настраивают. Просто встретить их, да вот еще этого летуна на кой-то хрен. Слушай, а не хотят ли они что-то вроде одиннадцатого сентября у нас устроить?
– Да я тоже про это думал, – кивнул Антон. – Но заставь ты Пашку на что-то спикировать на самолете!.. Он знает, что я его бабу трахал, и ни слова не говорит. Нет, тут что-то другое… Я сам ни хрена не въеду, но и рад этому. Не знаешь – легче жить. Эта парочка перестала выходить. Ночью на балконе сидят молча. Воздухом дышат. Правда, чех тренируется постоянно. Убийца гольный, глаза у него… – Он тряхнул головой. – Знаешь, в кино маньяков показывают, так этот вылитый.
– Да я это сразу заметил. Пустой взгляд у него. Давай врежем понемногу. – Мамалюк кивнул на стоявшую на столе бутылку водки. – Как вспомню про чехов, сразу бухнуть хочется. Как они меня били, когда я в себя пришел… – Он передернул плечами. – Наливай.
– Что-то с ним случилось, – прошептала лежавшая на кровати больная женщина. – Чувствую я это. Господи, – медленно подняв худую бледную руку, она перекрестилась, – прошу тебя, дай мне увидеть его. Не дай умереть раньше, Господи! – По ее впалым щекам покатились слезы. – Дай мне увидеть его.
– Значит, ты уверен в своем напарнике? – спросил Шарафутдин.
– Так тебе проверить его ничего не стоит, – усмехнулся Иван. – Он говорит, что был в Чечне у Бараева. Называл Касыма, Хохла, Казака, а ты их знаешь.
– Касыма в Афгане штатники за уши взяли, – вздохнул Шарафутдин. – Он сейчас в лагере вместе с талибами. Правда, передавали, что скоро штатники будут отдавать пленных тем странам, чьи граждане содержатся в американских лагерях, если, конечно, они на родине понесут наказание. А Касыма скорее всего на пожизненное упрячут. Он же покуролесил по Ичкерии. В Буденновске вместе с Басаевым был, на Дагестан ходил. В общем, покуролесил, – повторил чеченец. – А…
– Но узнать-то ты можешь, – перебил Иван, – что Валерка в Афгане был, за талибов воевал, факт. И в Ираке…
– Слушай, – чеченец понизил голос, – не хотел говорить, но слушай… Я не знаю, чего хочет этот Абу Саид. Он такой же Абу Саид, как я Петров Петр Петрович. Но что он хочет отомстить за убиенного в Ичкерии брата и за какого-то дядю, которого взяли в Москве фээсбэшники, точно. И он набирает себе команду. Что именно хочет делать, не знаю. Но что-то крупное. Я, говорит, устрою свой джихад России.
– А может, он за этот самый джихад России от кого-то большие бабки получит?
– Шайтан, – буркнул чеченец, – об этом я как-то не думал. Он и сам много денег в Ичкерию переводил. А потом перестал.
– Значит, он для этого и команду набирает? – предположил Иван.
– Точно, – кивнул Шарафутдин. – А за своего приятеля не беспокойся.
– Какой, на хрен, приятель! – отмахнулся Иван.
– О нем все узнают, если уже не узнали.
– Это когда же успеют? – усмехнулся Иван. – Прошло только двое суток. Мне порядком надоело здесь сидеть. Попытался выйти, не пустили.
– А чего тебе не сидеть? – хохотнул Шарафутдин. – Баб – пожалуйста. Вино, еда, ванна и все остальное. А сколько ты будешь здесь, не знаю. Я Абу все о тебе сказал. Он молчит. В общем, придется еще подождать.
– И что скажешь? – Валерий, лежащий на постеленном на каменном полу тонком одеяле, посмотрел на вошедшего Абу Саида.