Кровавый пуф. Книга 1. Панургово стадо

Полояров ни кармана не выворачивал, ни довода никакого не представлял, а стоял себе без движения, словно бы и не понимая, чего хочется офицеру.

— Уж вы меня извините, если так! — с полупоклоном любезно пожал офицер плечами. — Я, конечно, со всей моей деликатностью… но… я прикажу унтер-офицеру обеспокоить вас маленьким обыском… Что делать-с!.. Бога ради, извините… Эй! Изотов!

Полояров увидел ясно, что влопался теперь окончательно и, скрепя сокрушенное сердце, отдал роковое письмо.

Офицер очень деликатно, действуя более большим и указательными пальцами рук, развернул и тщательно расправил скомканную бумажку и все с той же мягкой, приятной улыбочкой посмотрел на заголовок послания и на подпись.

— А!.. Герцен!.- с видом какого-то почтительного благоговения, почти шепотом произнес он, рассматривая подпись; полюбовался ею, дал полюбоваться и другим своим сотоварищам и рачительно присоединил письмо к прочим бумагам.

— А замечательный человек-с! — добродушно и даже с маслицем в улыбающемся взоре обратился он к Полоярову, таким посторонним, совсем неофициальным тоном, как будто вел самую приятную, задушевную беседу. — Да-с, истинно замечательный человек!.. Какой талант! И ведь сколько бы пользы мог принести отечеству! Конечно, есть некоторые крайности, увлечения, но… Бойкое перо! бойкое! Мне в особенности, знаете, стиль его нравится. Прекрасный стиль!

Полояров стоял и только хлопал глазами.

Обыск в коммуне был наконец окончен. Бумаги всех сожителей — каждая пачка отдельно — были перевязаны бечевками и запечатаны.

Поклонник герценовского стиля очень любезно извинился перед всеми членами коммуны, что по долгу службы нашелся в необходимости обеспокоить их в такую позднюю пору, и еще любезнее предложил Полоярову одеть чуйку и следовать по назначению вместе с обыскной комиссией.

Вскоре после этого они отправились.

По уходе их, и Фрумкин, и князь, и Лидинька с Анцыфровым, словно сконфуженные, стояли посередине залы, и не говоря ни слова, только поглядывали друг на друга.

— Н-ну, дождались! — протянул, наконец, Малгоржан, разводя руками.

— Дождались! — в ответ ему повторил про себя каждый из членов.

Нельзя сказать, чтоб остаток ночи провели они спокойно.

XI. Есть многое в природе, друг Горацио, что и не снилось порядочным людям

Дня три спустя после этого ареста, Андрей Павлович Устинов получил через полицию приглашение пожаловать в назначенный час в одно очень важное административное ведомство. Недоумевая, что бы могло значить и предвещать это краткое официальное приглашение, он дал подписку в том, что требование будет исполнено, а к назначенному времени облекся во фрак и отправился куда требовалось.

Его провели в особую комнату какой-то особой канцелярии или экспедиции, где некоторый весьма благонамеренно-внушительной наружности чиновник с либеральными бакенбардами, очень любезно предложил ему занять кресло у заваленного бумагами стола, за которым сам занимался. Кроме этого чиновника здесь никого больше не было.

— Извините, что мы вас обеспокоили, — начал он, — но видите ли, нам надо получить от вас некоторые необходимые объяснения по поводу вашего доноса.

Устинову показалось, что он либо не понял, либо ослышался.

— Как вы изволили сказать? — внимательно подал он вперед свою голову, наставляя ухо.

— Некоторые дополнительные сведения и объяснения по поводу доноса, — вразумительнее повторили благонамеренно-либеральные бакенбарды.

— То есть… какого доноса?.. стараясь вникнуть в суть, ещс более подался вперед учитель. — Извините, я, может, не совсем точно понимаю… Разве на меня донос кем-либо сделан?

— О, нет! — улыбнулся чиновник. — Но нам нужны от вас объяснения по поводу вашего собственного доноса.

— Доноса?!. Моего?!.- в крайнем изумлении откинулся Устинов на спинку кресла. — Извините-с, тут должно быть какоенибудь недоразумение… Я ни на кого никаких доносов не делал!

Теперь уже чиновник в свой черед внимательно и недоумело поглядел на Устинова.

— Но как же это однако?.. Позвольте…

И он вытащил из кипы бумаг какую-то записку и сверился с нею.

— Вы ведь господин Устинов?

— Да, я Устинов.

— Ваше имя Андрей Павлович?

— Да, это мое имя.

— Вы бывший учитель Славнобубенской гимназии?

— Совершенно верно.

— Ну, так вы это и есть. Ошибки быть не может. Вы Ардальона Полоярова знаете?

— Полоярова?

— Знаю.

— Вы знакомы с ним?

— Был когда-то, но теперь раззнакомился.

— По каким причинам?

Устинов пожал плечами. "Зачем ему от меня все это нужно знать?" — подумалось ему.

— Да без всяких особенных причин, — объяснил он, — просто потому, что не люблю глупых знакомств.

— Но… как же донос-то?

— Какой донос, наконец? — уже не без прорывавшейся досады возразил Устинов.

Чиновник снова поглядел на него внимательно.

— У нас получен донос на Полоярова, подписанный вашим именем.

— Это мистификация! — воскликнул Устинов. — Но… позвольте, однако, взглянуть на него… Это очень любопытно. И притом крайне меня удивляет! Кому бы могла прийти мысль и с какою целью писать доносы от моего имени?