Кровавый риск

Она сидела в чёрном кожаном кресле в комнате для отдыха, на столе рядом с ней стояла выпивка, на коленях лежала открытая книга. Даже в уютном старом стёганом халате, размер которого был слишком большим для неё, она излучала чувственность. Она была высокой девушкой, с телом танцовщицы, на дюйм[33] ниже Такера, пять футов восемь дюймов[34], с высокими круглыми грудями, узкой талией, со стройными, но не худыми бёдрами и ногами, которые не заканчивались. До настоящего времени, однако, её успехи в шоу-бизнесе были благодаря её лицу, не телу под ним. Она была натуральной блондинкой с зелёными глазами, с цветом лица таким безупречным, как хороший фарфор. Достаточно необычная, она была в состоянии сниматься в двух типах телевизионной рекламы: в тех, в которых требовалась сексуальная, соблазнительная женщина-ровесница для домашней аудитории и склоняющая мужчин к сигарам, пиву и спортивным автомобилям, и в тех, в которых требовалась сногсшибательное, но невинное инженю[35] для продвижения косметики, газировки с сиропом, молодёжной одежды и шампуня. Используя различный макияж и различия в стиле причёски, и с её не такой уж невыразительной актёрской игрой, она могла находиться в двух различных возрастах и характерах перед камерой в одной и той же сессии.

Такер поцеловал её, почувствовал что-то ещё, когда она начала целовать его.

– Как всё прошло? – спросила она, когда он пошёл налить себе выпить.

– Оно ещё не закончилось. Утром я должен ехать обратно.

– Надолго?

– На пару дней, не больше.

– Что-то не так с колокольчиками? – спросила она.

Он ответил: «Всё дело в том, из какого они века – второй половины пятого или первой половины шестого. Я думаю, что они более современные, чем говорит продавец, и я отправляю их на оценку к Хайненкену в Чикаго. Он даже проведёт датирование по углероду, если потребуется».

Ложь получалась так легко, несмотря на то, что он ненавидел ей лгать. Он сказал ей, что ездил в Денвер, чтобы обговорить продажу хорошего набора колокольчиков из яванского храма[36], а затем поехал в Питсбург, чтобы встретиться с Бахманом, Харрисом и Ширилло.

Во всём другом их отношения были честными. Они оба приходили и уходили, когда им хотелось, без поддельной ревности между ними, безо лжи или обмана по поводу того, с кем им нужно встретиться, куда они идут, их планов на будущее. Она давала ему каждый месяц чек в счёт оплаты её части квартплаты и оплаты других счетов, и когда он не обналичил первые два из них, она обратила на это его внимание – пока они не разделяют ответственность, они не должны разделять что-то ещё. Такого уважения и доверия, которое было между ними, Такер не видел ни в ком больше, но при этом, возвращаясь к настоящей сущности его бизнеса, он должен был ей врать. Не потому что он не верил ей, а потому что не хотел втягивать её во что-то, после чего суд мог обвинить её в соучастии или содействии.

Кроме того, никто из них не заявлял о Великой Любви друг к другу, это была просто приятная близость. Когда она, наконец, подойдёт к концу, если она подойдёт к концу, он будет чувствовать себя куда лучше, зная, что она абсолютно ничего не знает о его криминальной славе.

Он сел у основания её кресла на толстый мягкий ковёр, поцеловал её колени, а затем отошёл глотнуть выпивки, которую он себе приготовил. Он сказал: «Что у тебя с Мэдисон-авеню?»

– Мне позвонили, – сказала она, усмехнувшись, – Ты никогда не догадаешься, что я продаю на этот раз.

– Они уже разрешают продвигать это по телевидению? – спросил он.

– Пошляк, – сказал она.

– Извини. Что ты продаёшь?

– Маринованные огурцы.

– Маринованные огурцы?

– Маринованные огурцы Питера Пайпера, – сказала она, тихо смеясь. Он всегда восхищался этим смехом, почти хихиканьем, потому что это так не соответствовало такой высокой женщине, как Элиз, такой утончённой, как Элиз, и это показывало совершенно другое её измерение.

– Я думал, что маринованные огурцы – это… что ты под этим подразумеваешь?

– Домашние товары, – сказала она.

– Понятно. Ты всегда говорила, что не можешь взять работу по продвижению домашних товаров, даже в роли бездыханного тинэйджера.

Элиз однажды подробно объяснила, что домашние товары покупают домохозяйки – продукты питания, кухонные принадлежности, ваксу, мыло и тому подобное. Домохозяйки не хотят видеть невероятно привлекательную женщину или не по годам развитую, перспективную тинэйдержку, продающую им продукты, потому что это напоминало им об их разъевшихся задницах и немного располневших талиях. Они не хотели чувствовать себя так, как будто соревнуются с женщиной из рекламы; поэтому домашние товары продают жеманницы или простачки. Такие сногсшибательные, как Элиз, предназначались для воздействия на мужчин: сигары, автомобили, пиво и препараты для ухода за волосами.

– Они для этого придумали новый подход, – сказал она.

– Кто – они?

– Маркус, Маркус, Плини и Планкет, – сказала она.

Для Такера названия рекламных агентств всегда звучали как первая строка детского бессмысленного стиха.

– Какой подход?

– Минет.