Кровавый романтик нацизма. Доктор Геббельс. 1939–1945

Действительно, в тот период русские постоянно отступали и признавали, что их войска отходят, но никогда ни словом не упоминали о «линии Сталина» по той простой причине, что ее не существовало. Об этом факте передали и радио Москвы, и Лондонское радио. Геббельс пришел в ярость. «В своих радиопередачах и газетных статьях пропаганда Лондона и Москвы хвастливо утверждала, что нам никогда не прорвать «Сталинскую линию обороны», – писал он. – Когда мы взламывали их «линию Сталина», они твердили, что все наши усилия напрасны и они никогда ее нам не отдадут. Теперь, когда боевые действия переместились на восток от «линии», они, наконец, решили открыть нам «истинную правду»: «линии Сталина» нет и не было, а потому и прорвать ее было невозможно»[82].

В той же статье был еще один пассаж, который заслуживает особого внимания. Геббельс снова высмеивает методы британской пропаганды и замечает, что «только англичане могут безропотно с ней мириться». «Если бы мы применяли те же методы к немцам, нас давно побили бы камнями. Даже намек на надежду, которая может не оправдаться в будущем, оскорбляет наш народ», – писал он. На первый взгляд, его слова адресованы Лондону, но на самом деле он завуалированно обращался к Гитлеру.

Гитлер был излишне уверен в победе, а потому давал самые невероятные обещания, да к тому же он заражал своим неоправданным оптимизмом других. Никогда прежде не приходилось Фрицше делать по радио таких хвастливых предсказаний, как в первые месяцы русской кампании. Даже официальные сводки военных утратили обычную сухость, и в них появились едва ли не лирические нотки. Специальные выпуски новостей заставляли думать, что конец войны не за горами.

9 октября было объявлено, что у русских осталось всего две армии, да и те находятся на грани уничтожения. В тот же день Отто Дитрих созвал пресс-конференцию для иностранных журналистов. Он только-только вернулся из ставки Гитлера, где был удостоен долгой беседы с фюрером. Дитрих передал газетчикам его слова: «Кампания против большевиков подходит к концу. Это единодушное мнение военных». В тот же день газеты опубликовали приказ Гитлера, который был зачитан войскам неделей раньше и в котором были слова: «Сегодня начинается великое сражение этого года. Оно принесет неприятелю окончательное и сокрушительное поражение».

Безошибочное чутье Геббельса тут же подсказало ему, какими страшными последствиями могут обернуться столь опрометчивые обещания. Он буквально взбесился от ярости. Он кричал о «немыслимой безответственности» и о «грубейшей пропагандистской ошибке за всю войну»[83]. Опасаясь, что у немцев возникнет иллюзия близкого конца войны, он наложил на речь Дитриха вето и запретил печатать ее в газетах и передавать по радио. Он даже осмелился подать протест Гитлеру, хотя на том лежала часть вины за допущенную ошибку. Днем позже Геббельс попытался, насколько это было возможно, внести коррективы в сверхоптимистические прогнозы, сказав по радио: «Сегодняшние сражения, которые ведутся на центральном и южном направлении в России, предопределили исход кампании. Однако это нельзя понимать как окончание войны».

Неужели он уже тогда понимал, что в конце концов война будет проиграна?

12

Как бы то ни было, Геббельс не желал связывать себя неоправданно радужными предсказаниями, и в статье «Конец всем иллюзиям», опубликованной 17 октября (эта статья оказалась одной из немногих, которые он печатал дважды), он сделал так много пространных обобщений, что могло показаться, будто речь идет о крушении его собственных иллюзий.

Как и следовало ожидать, британская пропаганда воспользовалась тем, что Гитлеру опять не удалось выполнить свой план молниеносной войны и привести немцев к скорой победе, и перехватила инициативу, чем, разумеется, вызвала невероятное раздражение Геббельса. «Англичане полагают, что мы должны вести войну сообразно с их графиком и календарем, – язвительно отозвался Геббельс. – Они напускают на себя всезнающий вид, словно присутствовали в качестве гостей на самых секретных совещаниях наших политиков и военных». Вполне допустимо предположить, что он был недоволен Гитлером, который преждевременно торжествовал победу, чем играл на руку пропаганде союзников. Несмотря на это, а может быть, именно по этой причине, он написал: «Фюрер одерживает военные победы в соответствии с его собственными планами, а не заумными рассуждениями англичан». И ради пущей осторожности добавляет: «Никому не дано знать, в какой день они осуществятся».