Кровавый романтик нацизма. Доктор Геббельс. 1939–1945

Союзники достигли берега несколько раньше, чем их ждали, и, прежде чем им смогли помешать, первые отряды десанта захватили плацдарм. Геббельс пришел в неописуемую ярость. Как могло верховное командование допустить такой грубый промах? Он знал наверняка, что абвер не был виноват. Адмирал Канарис еще несколько недель тому назад сообщил Геббельсу, что направил Гитлеру и фельдмаршалу Кейтелю рапорт, в котором перечислил возможные районы высадки неприятельских войск: Касабланку, Оран и Алжир. (Так рассказывал известный берлинский репортер Х.Р. Берндорф.)

Поступали и другие донесения о местах и сроках высадки. Еще в сентябре главный муфтий Иерусалима известил Риббентропа о предстоящем вторжении союзников, а один из тайных агентов министерства иностранных дел прислал предупреждение еще в августе, да к тому же назвал еще точную дату операции[92].

Увы, никто не обратил внимания на поступавшие сигналы, а теперь уже было поздно. Вместо того чтобы гордо объявить об очередном успехе германской армии, Геббельсу пришлось изобретать причины, которые могли бы оправдать удручающий провал. «У союзников разбойничьи повадки!» – возмущенно вопила пресса. «Подлое нападение!» – с визгом вторило ей германское радио. Черчилль и Рузвельт выставлялись военными преступниками, нарушившими международные законы. Вина американцев, как утверждала геббельсовская пропаганда, состояла в том, что они захватили на Средиземном море чужие базы и никогда не вернут их законным владельцам, чем и разоблачили себя как «империалисты».

Обвинения звучали неубедительно, так как исходили от страны, которая уже два с лишним года держала в подчинении большую часть Европы. Геббельс понимал слабость своей позиции, но не мог придумать ничего лучше. 18 ноября он выступил с речью, в которой едва затронул состояние дел в Африке и высказал уверенность, что отступление Германии, пусть и досадное, само по себе не приведет к серьезным изменениям в военной обстановке.

Тот факт, что германская армия была не в силах достичь успеха, не мог не вызвать у него разочарования. Тем не менее он публиковал статью за статьей и часто выступал по радио. Большая часть его статей этого периода отличалась философской бесстрастностью, изобиловала общими рассуждениями и зачастую не имела ни малейшего отношения к положению на фронтах. Позднее о высадке союзников в Африке практически не вспоминали, но тогда она трактовалась не иначе как нападение Америки и Британии «на их прежнего союзника Францию». Сама высадка десанта увенчалась успехом, как это подавалось людьми Геббельса, только потому, что «противник после долгих поисков все-таки нашел участок, где его ждало не слишком ожесточенное сопротивление». Поскольку Африка находится далеко от Германии, а немецкие обыватели – не мореходы, они с удовольствием заглатывали успокоительный довод, сводившийся к тому, что «центральным театром военных действий является Европа, в то время как Африка – периферия».

Россия расположена гораздо дальше от Германии, чем Африка, но их не разделяет море, поэтому людям казалось, что русский фронт намного ближе к ним. Геббельс придерживался проверенной тактики, был сдержан и уклончив, пытаясь выиграть время. Он объяснял свое молчание тем, что «каждую нашу сводку читают не только немцы, но весь мир, и часто случается так, что известие, полезное для нас, приносит вред нам же, если оно становится известным за рубежом».

Сказано было неплохо и не так уж далеко от истины, поэтому многие с пониманием относились к заклинаниям Геббельса и следовали его совету запастись терпением. Но на сколько его могло хватить?

2

Вот обычный распорядок дня Геббельса в то время.

Ровно в шесть часов утра в комнате номер 24 министерства пропаганды из наклонного желоба на стол падает контейнер с почтой. Служащий извлекает из него запечатанный пакет с пометкой «Донесения для министра», поднимается этажом выше к комнате номер 69, стучит в дверь, передает пакет секретарю ночной смены и уходит.

Секретарь просматривает донесения – в основном это новости, поступившие за ночь, – кладет их в портфель и передает его посыльному, который немедленно отправляется на машине в городскую резиденцию министра, а иногда и в Шваненвердер или Ланке, если Геббельс изволит отдыхать за городом. Там будят личного помощника Геббельса Винфрида фон Овена или доктора Рудольфа Земмлера, один из которых неотлучно находится при своем патроне. Тот выясняет, когда должен встать министр, велит прислуге разбудить себя на четверть часа раньше и снова ложится спать. Когда настает время вставать, помощник, даже не переодевшись после сна, прямо в пижаме, бросается к столу и быстро пробегает глазами все сообщения, подчеркивая красным карандашом самое важное, потом перекладывает бумаги в портфель красной кожи и вызывает личного слугу Геббельса, который должен оставить портфель на столике у кровати хозяина. Когда Геббельс встанет, он ознакомится с новостями за чашкой чая.