Кровавый романтик нацизма. Доктор Геббельс. 1939–1945

В середине октября 1926 года Геббельс пережил сильнейшее разочарование. На пост шефа пропаганды нацистской партии, куда метил Геббельс, Гитлер назначил Грегора Штрассера. Его изумил тот факт, что Гитлер выдвигает человека, который то и дело вставал в открытую оппозицию.

Он еще мало знал фюрера, чтобы понять: тот не может пока обойтись без талантов Грегора Штрассера. Более того, Гитлер охотно стравливал своих подручных. Чем больше недолюбливали они друг друга, тем меньше у них было шансов сплотиться против него.

Но несколько дней спустя выяснилось, что Гитлер не забыл о нем. 26 октября Геббельс получил теплое дружеское письмо, в котором также сообщалось, что он назначен гауляйтером Берлина. Геббельс получал необыкновенную власть: в Берлине даже отряды штурмовиков были у него в подчинении, он же отвечал только перед фюрером лично.

Гауляйтер Берлина! Молодой человек, хваставшийся своими «крестьянскими корнями», для которого даже захолустный Рейдт был большим городом, затворник по натуре и любитель вольной природы, должен был въехать в Берлин. Берлин, самый большой город на Европейском континенте, хотя, пожалуй, и один из самых уродливых. На первый взгляд Гитлер мог бы подобрать в своем окружении не менее достойную кандидатуру, и дневники Геббельса отражают некоторые опасения. Он называет Берлин «блудницей вавилонской» и «вместилищем порока». От одной мысли его охватывал страх. Но Гитлер знал его лучше, чем Геббельс сам себя. Гитлер знал, что молодой литератор и агитатор Йозеф Геббельс зачахнет от тоски на лоне дикой природы, если ему дать столь желанную свободу. Он знал, что в действительности мир Геббельса – шумные и запруженные толпой городские улицы, то есть Берлин.

Опасения Геббельса имели под собой действительные основания. Берлинские члены нацистской партии были разобщены и нечисты на руку. Некоторые высокопоставленные бонзы из штурмовиков использовали свое положение, чтобы запугивать своих же товарищей по партии и вымогать у них деньги. Худшим из этих головорезов казался Хайнц Хауэнштайн, бывший командир «Вольного корпуса» и друг Лео Шлагетера, которым некогда восхищался Геббельс. Предшественник Геббельса попытался приструнить его, но и Хауэнштайн и командир берлинских штурмовиков Курт Далюге просто отмахнулись от него. Такое положение было симптоматичным для всего берлинского округа. Но хуже всего было то, что в Берлине насчитывалось не так уж много нацистов, большинство здесь имели социал-демократы и коммунисты. Никто, находясь в здравом рассудке, не стал бы делать ставку на нацистов в «красном Берлине».

Геббельс отдавал себе в этом отчет. Сидя в купе третьего класса на пути к новому полю деятельности, он был погружен в раздумья. С собой он вез только маленький чемодан с несколькими рубашками, парой костюмов, книгами и рукописями. На нем был черный френч из альпаки и светло-коричневый плащ – одежда, которой он будет верен годами.

«Что ждет меня в Берлине? – спрашивал он себя. – Три года назад в Мюнхене грохотали пулеметы у Фельдгерренхалле, скашивая марширующие колонны молодых немцев. Означало ли это, что пришел конец? Хватит ли нашей силы и решимости, надежды и уверенности, чтобы Германия восстала из пепла вопреки всему и обрела новое политическое лицо, которое мы ей создадим?.. Серый ноябрьский вечер тяжело опускался на Берлин, когда экспресс приблизился к городу…»[18]

Он сошел с поезда и прошел через вокзал. Мимо торопливо сновали люди, по улицам неслись такси, их клаксоны гудели в темноте, звенели трамваи. По улицам двигались толпы берлинцев. Сияли сотни электрических реклам. И никто не обратил внимания на Йозефа Геббельса.

Таким был тогда Берлин.

Глава 3 На улицах Берлина

1

«Всего два часа спустя я стоял на трибуне, которой было суждено сыграть такую важную роль в нашем политическом развитии, и говорил с партией Берлина, – писал Геббельс о своем первом вечере в столице Германии. – Мое первое выступление здесь заметила только одна еврейская газетенка, которая вскоре обвинила нас в злоупотреблениях и насилии. В ней было сказано дословно: «Некий господин Геббельс, предположительно из Рура, сыграл спектакль для одного актера, вытащив на свет Божий обветшалые лозунги»[19].

Позже Геббельс поделился с одним из друзей своими впечатлениями от Берлина: «До начала митинга у меня оставалось какое-то время. Я взобрался на открытую площадку автобуса, не думая, куда он меня повезет. Куда угодно. Я сидел на своем чемодане среди незнакомых людей и ехал по городу. И я внезапно осознал, насколько огромен, насколько необъятен Берлин. Он был подобен гигантскому неуклюжему животному. И я инстинктивно почувствовал: это чудовище проглотит меня».