Кровавый след бога майя

Пересечение финско-советской границы представлялось делом трудным, почти нереальным. По Европе о новой России ходили слухи самые ужасающие, и въехать туда было так же сложно, как и выехать. Николай провел в Турку около недели и успел наслушаться разговоров. Всю эту неделю он обильно поливал Ах Пуча кровью — дошел даже до того, что пробрался в городскую больницу и там искупал ненавистного божка в баке с биологическими отходами. Нужно было победить тошноту и сделать это: его шанс вернуться на родину зависел от этого кровожадного уродца.

Никаких определенных правил для въезда в советское государство не существовало, но всякий прилично одетый и грамотно изъясняющийся человек вызывал у служителей новой власти подозрение. Известно было также об их исключительной жадности. Успех дела, по слухам, целиком зависел от размеров взятки и аппетитов чиновника, сидящего на таможне.

Средства, чтобы дать взятку, у Николая имелись. Пухлым кошельком он разжился еще на берлинском вокзале. Какой-то незадачливый бюргер поскользнулся, упал в лужу, ударился и беспомощно барахтался на платформе не в силах подняться. Проходящий мимо Николай остановился, чтобы помочь. Когда расстроенный, в безнадежно испорченном пальто немец подобрал свой багаж и испарился, в руках у Николая остался пухлый бумажник. Он сам не понял, как это случилось.

Деньги пришлись как нельзя кстати. Николай приобрел билет в мягкий вагон и под мерный стук колес долго размышлял о собственном неконтролируемом нравственном падении. Промучившись почти до рассвета, он дал себе слово по возвращении в Петроград исповедаться, причаститься и встать на путь исправления.

Границу миновали успешно. Выручили немецкие марки и еще тот факт, что Николай покинул родину ребенком, ни в каких политических движениях не участвовал, в армии не служил, зато служил простым матросом и чернорабочим в порту и выглядел не как сытый барин, а как изможденный пролетарий.

Но сам он полагал, что дело вовсе не в его трудовой биографии. Дело было в Ах Пуче.

Глава 6

Санкт-Петербург, 2016 год

— Игорь Сергеевич, объясни, что у вас происходит с делом… — Полковник Тубасов перелистал бумаги на столе. — Вот, с делом Барановского. Почему не закрываете? Очевидно же, что это не убийство, а несчастный случай.

— Не согласен, — потряс головой Мирошкин. — Владелец ценной коллекции, трезвый, проблем со здоровьем нет. Не мог он сам по себе свалиться под электричку.

— Ерунда, — отмахнулся полковник. — У тебя на очереди еще три убийства, правда, не такие изысканные, художественной галереей не иллюстрированные. Заканчивай дурака валять и закрывай дело.

— Пожалуйста, дайте мне три дня. Если ничего не накопаю — закроем. Но все, Роман Петрович, за то, что Барановского убили. — Капитан достал платок — промокнуть лоб. — Просто и не изобретательно, и убили, само собой, из-за коллекции.

Полковник шумно втянул носом воздух. Сыщицкий инстинкт и природная добросовестность боролись в нем с желанием выслужиться перед начальством. А начальству, как известно, больше всего нравятся бравые отчеты и позитивная статистика.

— Ладно, три дня, — нехотя согласился полковник. — Через три дня представишь мне убийцу с уликами, доказательствами и свидетелями.

— Роман Петрович!

— Все. Свободен.

— Излагайте, что удалось выяснить.

Настроение после общения с начальством было скверным. Никиту и Илью он с самого утра отправил в консерваторию и в Союз композиторов собрать сведения о покойном.

— Владислав Барановский был человеком замкнутым, нелюдимым…

— Это я раз сто и без вас слышал. Дальше.

— Но! Несколько лет назад был у него роман, — зачастил Илья. — Или не роман, а так… Влюбилась, словом, в него одна аспирантка, тихая такая мышка. Очень за ним ухаживала, и он вроде к ней интерес проявлял, но толку не вышло. Она окончила аспирантуру и отбыла восвояси, кажется, куда-то преподавать. Зовут Котлова Анна Алексеевна.

— Разыщи на всякий случай. Еще что?