— Да, вот! — Лариса повернулась в профиль, демонстрируя на макушке сложное сооружение из локонов. — И маникюр успела сделать. Днем народу мало, все трудящиеся на работе. А ты что делал?
— Думал.
Нет, пора ставить вдовушку на место. Похороны прошли, милиция, правда, еще не отцепилась, но терпеть Ларкину жадность и патологическую подозрительность становится все труднее.
— О чем думаешь?
— О том, как быть с коллекцией.
— А что с коллекцией? — окрысилась Лариска. — Она моя, и думать о ней буду я.
— Ошибаешься. Коллекция фамильная, и дядя заранее позаботился, чтобы она досталась членам семьи: маме, мне, Агнессе и Владьке. Ты к ней отношения не имеешь. Это тебе вечером популярно нотариус объяснит.
— Что? Не имею? Да ты!.. Убирайся вон, слышал? Чтобы ноги твоей здесь больше не было!
Да, не стоило злить Лариску сейчас. Леонид с опозданием понял свою ошибку. Из квартиры она его может запросто выгнать, и плакал тогда Ах Пуч. А если эта дуреха побежит за помощью к Бурко, тогда и деньги, и даже машина проплывут мимо. Дурака он свалял, поторопился. Надо срочно исправлять ситуацию.
— Успокойся, — приказным тоном заявил он. — Твои вопли ничего не изменят. Дядя действительно составил завещание и сделал это уже давно. Мне мать сказала. У нотариуса имеется подробная опись коллекции, такая же у нас с матерью. Дядя Юра держал Григория Михайловича в курсе всех приобретений. Имей в виду: ни о каком срочном вывозе ценностей речи быть не может.
Лариса недоверчиво смотрела на него.
— Расслабься и сядь, — велел он и, взяв за локоть, подвел к злополучному пуфу. Насколько я знаю, речь идет именно о коллекции. Все остальное в завещании не упоминается.
— А я? Мне что, совсем ничего не достанется?
— Достанется, наверное. Только не тебе, а Владьке. Но ты, как его законный опекун, будешь всем распоряжаться до его совершеннолетия.
— Ничего не понимаю. Как же так? — растерянно бормотала Лариса, теребя бахрому на юбке. — Я же у адвоката была, он мне сказал…
— Олух твой адвокат. Или не олух, а просто всех деталей не знал. Только чего ты дергаешься, не понимаю? Тебе вон какие хоромы достались! Другая бы на столе от счастья плясала.
Лариса притихла. Она сидела задумчивая, растерянная, с изогнутыми подковой губами и наморщенным лобиком. Конфликт был исчерпан, и Леонид счел возможным утешить вдову. Он присел рядом на кровать, протянул руку и перетащил ее к себе на колени.
— Не кисни, старушка, все будет хоккей. С голоду не помрешь и попрошайничать не станешь. Вон у тебя в каждом ухе по две тысячи болтается. Некоторым такие деньги и не снились.
Лариса обвила его шею руками, еще немного поныла и перешла к более интересной части утешительных мероприятий.
— Продвигается дело? Наскреб чего-нибудь? — Дима Смородин устало плюхнулся на свое место рядом с Толиком.
— Да так, мелочь всякая. И никаких доказательств. А у тебя что?
— То же самое, — вздохнул Дима. — Подозреваемых много, а толку ноль. Алиби нет, доказательств вины тоже. Гелена Карловна, помнишь, старуха из Дома творчества, говорит, что слышала в день убийства, как теща умоляла Барановского не разводиться с Ларисой, сына пожалеть. А тот только рассмеялся и сказал, что Владя и не заметит, развелись они или нет.
— Александр Владимирович, дежурный. К вам гражданка Барановская.
— Какая?
— Барановская.
— Имя?
— Лариса Евгеньевна.
— Запускай. — Майор повесил трубку. — К нам гостья, друзья. Лариса Барановская.
— Сдаваться идет? — подмигнул Дима.
— Вряд ли.
Выглядела Лариса Барановская на удивление скромно. Темное платье, простые туфли — видно, подсказал кто-то, как лучше одеться для похода в уголовный розыск.
— Присаживайтесь, Лариса Евгеньевна, присаживайтесь. — Майор подвинул ей стул. Толик с Димой, с трудом скрывая любопытство, изображали крайнюю степень занятости. — Слушаю вас.
— Я, собственно, из-за перстня. Вообще из-за вещей. — С майором она старалась не встречаться глазами.
— Каких вещей?
— Тех, что были на Юре в день убийства. Перстень золотой, печатка с монограммой, часы «Ролекс», очень дорогие, их ему за границей подарили, обручальное кольцо. Еще был крест нательный старинный, Юра его просто так носил, для красоты. Я могу их забрать? — Она, наконец, подняла глаза прямо на майора.
— Та-ак. Скажите, а почему вы только сейчас вспомнили о вещах? Почему молчали на опознании и во время подготовки к похоронам?
— Сначала забыла, потом как-то тоже в голову не пришло. Вообще, я думала, что их пока нельзя забирать. А раз Юру похоронили, наверное, вам они больше не нужны.
— Толя, достань протокол осмотра места преступления. Гражданка Барановская, подождите пока в коридоре, я вас приглашу.
Торопливо постукивая каблучками, она вышла из кабинета.
— Кто помнит, были на трупе побрякушки? — листая папку, спросил майор.
— Не помню.
— Я тоже.
— Ни часов, ни печатки. — Хлопнул папкой о стол майор Корсаков. — Как это называется? Головотяпство!
— Выходит, его обокрали, что ли? — Почесал макушку Дима Смородин.
— Да уж не пропил он их, я надеюсь. Надо срочно выяснить у вдовы, как они выглядели, и разослать ориентировку. Зовите ее.