Кровавый след

Эмма любит рассуждать, что потребность выделиться отличает любую крупную компанию. В основе всего лежит простое человеческое желание быть не таким, как все, бежать от однородности, монотонности. Мы создаем свой образ с помощью всего, что мы покупаем. Мы словно хотим показать себя миру, сказать: «Вот он я». Эмма любит подобные гипотезы. На меня же они нагоняют тоску. Я думаю по-другому. Мне кажется, сейчас нас определяют уже не только и не столько наши поступки. Нас определяет то, чем мы владеем. Страсть к излишествам и жадность — движущая сила общества потребления, источник лжи и отговорок.

То же самое относится и к Флеа ван Ярсвелд. Она тоже нашла лекарство от трагического прошлого, многочисленных травм и унижения. Я вспомнил наш разговор о богатых африканерах. Флеа тогда сказала: они не все такие. Все дело в том, что ей самой больше всего хочется стать богатой. Она искренне верит, что богатство смягчит ее боль.

Ее измышления отличались продуманностью, безжалостной сосредоточенностью. Я отлично представлял себе, как она вела себя здесь, во время переписи слонов. Одежда подчеркивает ее красоту; она трудолюбива и деловита. Она неустанно ищет для себя новые возможности, завязывает знакомства. Презрительно отталкивает бесполезных, тепло обхаживает нужных людей.

Она ловко обвела нас вокруг пальца — и меня, и особенно Лоуренса. Наверное, она сразу поняла, как с нами следует обходиться. Хуже всего ей пришлось, когда ее положили на землю перед грузовиком. Пока Инкунзи и его подручные обыскивали «мерседес», ее планы висели на волоске. На карту была поставлена не только ее жизнь… Но как быстро она пришла в себя и приспособилась к новым обстоятельствам!

Она украла мой «глок». Наверное, после моей второй встречи с «Рыцарями Харли» поняла, что я это так не оставлю и постараюсь ее найти… И заранее позаботилась обо всем.

Эрлихман сказал: «Она такая способная». Флеа не просто способная. Она задумала всю операцию, спланировала ее и провела.

Интересно, что она будет делать, когда поймет, что деньги не исцелят ее раны?

44

Отстрел опасных животных следует предоставить опытным загонщикам, которые знают, что делать.

Настольная книга следопыта.

Опасные животные

Завтракали мы в одиночестве. Чипиндука, водитель «лендровера», сказал:

— Шамба пошел на прогулку. Он передал вам привет, просил попрощаться с вами и сказать, что вам всегда здесь рады.

— Он много ходит пешком? — спросил Лоттер.

— Каждое утро и каждый день после обеда. — Чипиндука достал что-то из нагрудного кармана рубашки: — Вот что Шамба просил передать вам.

Я взял визитную карточку песочного цвета с изображением звериной лапы. «Корнел ван Ярсвелд». Адрес электронной почты в Гугл-мейле, номер мобильного телефона. Не тот, какой она дала Лоуренсу.

Лоттер спросил у Чипиндуки:

— Что значит «шамба»?

— На языке шона это значит «лев». У него грива, как у льва.

— Ты умеешь читать звериные следы? — спросил я.

— Умею.

Я показал Чипиндуке карточку Флеа:

— Вот это чей след?

Он долго разглядывал отпечаток.

— По-моему, бурой гиены.

— Бурой гиены? Почему именно бурой?

— Бурая гиена не похожа на других гиен.

— Чем?

— Она охотится в одиночку.

Пока Лоттер отвязывал самолет, он спросил:

— Ну, что будем делать дальше?

Я осмотрел короткую взлетную полосу, холмы вокруг.

— Шаг первый: постараться выжить после взлета.

— А если мы каким-то чудом выживем?

— Пожалуйста, забросьте меня в Йоханнесбург.

— Думаете, она там?

— Может, и нет. Зато туда ведет последняя цепочка следов. Инкунзи, который прижался к Флеа и что-то прошептал ей на ухо.

— И еще вам хочется расквитаться.

— С этим, скорее всего, придется подождать.

Лоттер удивленно поднял брови. Я пояснил:

— Мне приходится выбирать между удовлетворением и информацией. Трудный выбор.

— Я уже заметил, — сказал он и начал проверять приборы. Оба шона следили за ним с большим интересом. — Хочешь прокатиться? — спросил Лоттер у Чипиндуки.

Оба заулыбались, показывая белоснежные зубы, покачали головами:

— Мы не сумасшедшие!

— Вот именно, — сказал я.

Они расхохотались.

Как только Лоттер все проверил, мы попрощались и сели в самолет.

Лоттер был по-прежнему раздражающе бодр.

— Когда-нибудь видели чудо?

— В общем, нет.

— Тогда для вас настал великий день…

Чудо произошло, только я не понял, как это случилось, потому что плотно зажмурил глаза.

Когда мы набрали высоту и Лоттер закончил болтать на своем летном жаргоне с диспетчером, я спросил, отождествляет ли он себя с каким-нибудь зверем.

— Это в каком еще смысле? — спросил он, подражая выговору Арнольда Шварценеггера.

— Мне кажется, сейчас пошла такая мода. Шамба — лев, Флеа — бурая гиена, у бандита, который погиб ночью, того типа, была кличка Змей, а я собираюсь навестить Инкунзи — Быка. Что стряслось со всеми ними?

— Наверное, это часть нашей культуры, — философски заметил Лоттер. Через несколько минут он спросил: — Когда-нибудь читали Лауренса ван дер Поста, натуралиста?

— Нет.