Кровавый снег декабря

— Во имя Аллаха всемилостивого и милосердного, — читал Ахмед, — к вам обращаются братья по вере из Персии. Мы объявляем джихад неверным. И если вы — мужчины, то присоединитесь к нам. Вместе мы выбросим русских в море и отбросим их за Кавказский хребет. Над трупами наших врагов мы обнимем друг друга. Но если среди вас нет мужчин, то очень скоро ваши жёны будут ходить с открытыми лицами, дочери — с голыми ногами, а сами вы будете пасти свиней. Помните, что погибшие на правой войне попадают в рай. Ля илам, иль илам!

В сакле настала тишина. Аксакалы сидели и думали. С одной стороны — русских резать надо. С другой — уж слишком дорогой кровью даётся война с неверными. Просеки, вырубленные по приказу Ермолова, мешали джигитам свободно нападать на русские обозы. Форпосты и крепости подходили прямо к аулам. А сколько селений, выказавших неповиновение, было выжжено, а их жители сосланы на равнины, под надзор солдат и казаков? Все ждали слов Хаджи-Магомета. И он их сказал:

— Когда-то я слышал рассказ об одном оружейном мастере Ахмеде Абу-Бакаре из селения Кубани. Его сабли были лучшими на всём Кавказе. Даже в Дамаске таких не делали. На все свои клинки мастер наносил надпись: «Будь к мщенью скор, а к обиде медлен!» Однажды, когда враги убили родных и друзей Абу-Бакара, ему пришлось бежать. Он долго скрывался, был абреком, погонщиком скота и мечтал об одном — отомстить за близких. Через много лет он сумел вернуться в Кубани. Проходя через рынок, услышал крики зазывалы: «Покупайте сабли Абу-Бакара! » Мастер удивился. Он уже давно не ковал сабель. И ему никогда не было нужды торговать ими на рынке. Желающие купить его сабли приезжали из Дербента, Хачмаса и даже из Багдада. Мастер подошёл ближе и увидел, что сабли выкованы не из стали, а из железа. Их украшала арабская надпись. Но нанёсший эту надпись плохо знал арабское письмо, поэтому читалось как «Будь к обиде скор, а к мщению медлен!»

Мастер выхватил из ножен свою саблю и перерубил фальшивый клинок вместе с ножнами. Потом он узнал у перепуганного зазывалы имя обманщика-кузнеца. Сходил и убил его. А потом сбежались родственники и соседи и убили самого Абу-Бакара. Он так и не успел отомстить за своих близких, потому что гнев затуманил его мозг. Слишком поспешная месть — это плохо. Но запоздалая месть — ещё хуже. Если персы начнут войну против неверных, то армия Ермолова будет занята. И здесь останется только горстка солдат, а также верные русским ингуши и осетины. Наш аул должен выступить... Но как быть с другими?

— Я объехал десяток селений, — сказал Ахмед. — Все мужчины готовы взять в руки оружие. Через месяц вся Ичкерия и Северный Дагестан загорятся праведным огнём джихада. И от этого огня у русских будет гореть земля под ногами.

— Да будет так, — решили и все прочие старейшины. — Иншалла!

ГЛАВА ШЕСТАЯ КОЗАКИ И ПЛАСТУНЫ

Зима-весна 1826 года. Малороссия

От Василькова мятежные полки прошли к Белой Церкви. Странно, но командование 2-й армии даже не пыталось остановить бунтовщиков. Возможно, командующий армией Вигденштейн решил, что они будут атаковать Житомир или идти к Киеву.

Генерал мыслил правильно. Такие идеи действительно были. На атаке Житомира настаивал Бестужев-Рюмин. А полковник Муравьёв всерьёз хотел брать Киев силами одного гусарского полка. Однако, по здравом размышлении, подполковник Муравьёв-Апостол, ставший главным воинским начальником (несмотря на более высокий чин гусара Муравьёва), сумел убедить своих товарищей этого не делать. Идти на Житомир, являющийся основной базой корпуса и защищённый артиллерией, было нелепо. Проще было захватить Киев. Гарнизонный полк и части внутренней стражи — не соперники для восставших, располагавших силами пехотной и кавалерийской дивизий. Однако тут возникал вопрос: хорошо, захватили, а что с ним потом делать? Поэтому было решено — идти между Житомиром и Киевом, не ввязываясь в крупные схватки. Выйти на Коростень, а там — на Могилёв, который станет местом встречи всех членов Южного общества. Определённый риск, безусловно, был. Всё же Могилёв являлся ставкой командования 1-й армии и центром округа военных поселенцев.

Всё получилось удачно. Восставшие без боя дошли до Могилёва. Город охранял лишь батальон пехотинцев, который толком и не понял — а что за народ явился? Вроде бы, свои. Пока разбирались, все наиболее важные здания оказались под контролем восставших, а командующий армией — генерал Остен-Сакен — под домашним арестом.