Кровавый снег декабря

Ермолова уже стала раздражать тупость своего «гражданского» заместителя. Он прилагал неимоверные усилия, чтобы не вспылить. Но сейчас была не та ситуация. Поэтому, взяв себя в руки, он вновь стал излагать очевидное:

— Господин генерал-майор забывает, что ведение военных действий требует огромного количества средств. На сегодняшний день, даже если мы взыщем все налоги, денег нам не хватит. Поэтому либо будем брать в долг, что приведёт к недовольству обывателей, либо должны наладить производство собственных средств. Как наместник я не имею права ни чеканить монеты, ни печатать ассигнации. Далее — нам необходимо развернуть корпус в армию. Это потребует определённого количества генералов. Опять-таки, жаловать генеральский чин имеет право только император. Довольно, генерал-майор Вельяминов?

— Хотелось бы добавить, — поддержал наместника грузинский военачальник, генерал-майор русской армии Валиани, — для населения, а прежде всего для знати, наместник, который замещает неизвестно кого, не имеет авторитета. Пока они подчиняются только из уважения к имени генерала Ермолова. А потом — часть откачнётся к Искандеру или турецкому султану. Другие будут сражаться, но без единого военачальника их хватит ненадолго. Если вместо генерала и наместника на Кавказе будет правитель, то они поддержат его и людьми, и оружием.

— Ну, а самое главное, что может успокоить господина Вельяминова, — усмехнулся Ермолов, — Я сегодня же отправлю подробную депешу Михаилу Павловичу, в которой предложу немедленно привести все войска Закавказья к присяге на верность ему как императору. Кроме того, сообщу ему о решении перевести наместничество в царство. Думаю, господа, вы уже поняли, что Ермолов был и есть подданный русского императора, который вовсе не собирается делать своё, личное царство-государство. Правда, этот факт я попрошу пока держать в секрете. Пусть это будет известно лишь нам и императору. И когда смута в России уляжется, я буду готов вернуть Закавказье в лоно Российской империи. А сам... Да хоть в отставку. Простите, господа, что не сразу сообщил Вам о депеше императору. Хотел вначале выслушать Ваши соображения. Думаю, что совещание можно считать закрытым. Прошу Вас вернуться к насущным делам.

Когда генералы стали расходиться, Грибоедов задержался. Он подошёл к Ермолову, который пристально глядел в окно, выходившее на глухую стену ограды, будто пытаясь что-то разглядеть.

— Алексей Петрович, а вы уверены, что Вам подойдёт роль Суллы? — с интересом спросил дипломат.

Ермолов недоумённо перевёл взгляд с окна на Грибоедова:

— Подойдёт ли мне роль диктатора? Поясните толком...

Дипломат улыбнулся, потеряв привычный желчно-холодный взгляд, отчего стал гораздо человечнее:

— Да нет, Алексей Петрович, зная Вас уже несколько лет, не сомневаюсь — с этой-то ролью вы справитесь. А дальше? Луций Корнелий Сулла, если вы помните, стал диктатором в разгар гражданской войны. А потом, установив порядок... очень жестокими мерами, взял да и сложил с себя полномочия диктатора.

— Голубчик вы мой, Александр Сергеевич. Я хоть и простой артиллерист, но книжки читаю. Помните, чем закончил Сулла? У Плутарха сказано — сгнил заживо. Не иначе — отравили его чем-то. И памятник он себе сам воздвиг, с надписью, что никто не сделал больше добра друзьям и зла врагам, чем Сулла. А мне бы не хотелось заживо-то сгнивать.

— Но отравили-то уже после того, как Сулла власть оставил.

— Вот именно, друг мой, вот именно, Александр Сергеевич... А я скажу проще, как в народе говорят: поживём — увидим...

ГЛАВА ПЯТАЯ КАРАТЕЛЬНЫЙ ОТРЯД...

Апрель 1826 года. С.-Петербургская губерния

Прапорщик Завалихин стоял впереди своего подразделения, злой, как Батеньков с похмелья... Злился на всех и вся: на командование вообще и военного министра в частности, на Временное правительство и своего командира — полковника Моллера, из-за которого он и принял этот, с позволения сказать, взвод... Не взвод, а чёрт-те что. Нижние чины внешним видом мало напоминали воинов регулярной армии: кто в шинели, кто в овчинном тулупе. Кое-кто допускал совсем невообразимое сочетание — меховой жилет, напяленный поверх шинели. Кивера соседствовали с суконными армейскими колпаками и мужицкими треухами. Да и сами солдаты были из разных полков. Тут находились и «семёновцы», и «преображенцы», и гвардейские егеря. Здесь же торчали нестроевые из корпуса внутренней стражи и сапёрного батальона (строевые сапёры, говорят, кто сумел пережить ночь с 14 на 15 декабря, все были заколоты штыками) ... А уж рожи такие, что если увидишь, то будешь потом ночными кошмарами маяться! Где уж там добиваться единообразия формы одежды!

Взвод входил в состав отряда, отправляемого на борьбу с «вандейцами рассейского пошиба», как назвал язвительный Пушкин бунтующих мужиков.