Кровавый ветер

Что ж, в холл так в холл. Мое дело сторона. Захлопнувшаяся дверь едва не прихватила мою руку. В замке повернулся ключ. Глаза женщины. В последний момент я встретился с ней взглядом. Карие глаза, таинственные, прекрасные, как… Как у Флэйм. И слова доктора Горгона, обращенные к Флэйм: «Искалеченные руки скрючатся, лицо увянет…» Искалеченная женщина… Ничего, кроме глаз…

Из-за запертой двери раздался женский крик. Пронзительный, испуганный.

Крик ужаса.

— Нет! Нет! Больше никогда! Он не должен видеть меня такой… Я больше не приду! Клянусь! Я искала зеркало…

Звук удара, новый вопль:

— Спасите! На помощь! Убива-а-а…

Крик прервался. Женщине не зажали рот, а перехватили горло, об этом красноречиво свидетельствовал булькающий хрип.

Я стукнул в дверь кулаком. И еще раз. И если я говорю «стукнул», то имею в виду «ударил», а не «погладил» или «постучал». Дверь, даром что добротно сработанная, ощутимо отозвалась на мой удар.

Глава 14 Я действую

Второй удар вызвал реакцию. Топот, шепот — не женский. И не одного мужчины. Шаги к двери, голос доктора Горгона. Уже спокойный, но еще с легкой дрожью.

— Спокойно, Вильямс, все в порядке. Небольшое затруднение… семейного свойства. Я сию минуту вернусь.

Снова шаги. Тяжелые мужские шаги — и не у двери, где стоял хозяин.

Я понял, что вел себя неразумно. Не мое это дело. Мне следовало, повинуясь здравому смыслу, взять шляпу и «отряхнуть прах». Но мне иной раз попадает вожжа под хвост, я делаю глупости — да еще и с удовольствием, с азартом! К черту благоразумие, рассудительность! Чаще всего разумность и подобные благоглупости всего лишь оправдывают трусость. И я как дурак повинуюсь первому побуждению, не рассуждаю. А первое побуждение мое — притянуть этого доктора к ответу. Потолковать с ним. Может, он ожидал, что я буду торчать под дверью и колотить в нее, как истеричка?

— Откройте дверь и не вздумайте убрать оттуда леди! И без разговоров, доктор. Откройте — или я прострелю замок.

— Не поднимайте шума, ради бога! Глубокая ночь, Вильямс. Люди могут неправильно истолковать.

За ним шаги. Двое уносили женщину через другую дверь — так я истолковал этот топот.

— Доктор, откройте или отойдите, пуля может проскочить сквозь замок. Вы думаете, я шутил? — Не знаю, что он думал, но явно хотел потянуть время.

— Вильямс, я…

Хватит болтать. Этот краснобай, возможно, наслаждался звуками собственного голоса, но мне на его красные байки плевать. Грохнул выстрел, полетели щепки, я нажал на болтающуюся ручку, врезал в дверь плечом и оказался внутри. Если я открываю дверь, то я открываю дверь. Одного выстрела мне хватает. Сорок четвертый — надежный товарищ, несколько старомодный, но, верьте мне, на него можно положиться.

Пришел черед моей игре. Передо мной глаза доктора Горгона. Индифферентная поза смыта изумлением, глаза выпучены так, будто вот-вот вылезут из орбит. Но в руках его ничего не было, а занавес в дальнем конце библиотеки колыхался, за ним еще не исчезли штанина и башмак солидного размера.

Я направил ствол на обладателя штанины и дал ему шанс выжить:

— Эй, за занавесом! Стой или…

— Стойте! — завопил доктор Горгон. — Это недоразумение! Верните мадам, вернитесь, вернитесь!

И «мадам» вернули. Словарный запас доктора Горгона богаче моего, что и говорить. Иной раз в нем встречаются и полезные слова, осмысленные. Разве ж я спорю…

«Мадам» внесли двое граждан мужского пола. Несли между собою в каком-то подобии сиденья от качелей. Выглядели они довольно глупо, но об огнестрельном оружии, его назначении и последствиях его применения имели какое-то представление, ибо не сводили с меня глаз.

«Мадам» выглядела еще более непрезентабельно, чем когда я увидел ее впервые. Она непрестанно вопила и дергалась:

— Микеле!.. Боже мой!.. Не надо… Ах, в таком виде! Я вся растрепана… А волосы…

Она пыталась поправить прическу и еще больше приводила ее в беспорядок.

Я шагнул к ней — то же самое сделал и доктор Горгон. Он нагнулся над ней, погладил по голове и похлопал по руке.

Я дернул его за плечо.

— Мадам, — обратился я к ней, — вы звали на помощь…

— Она нездорова, — резво встрял Микеле Горгон. Чрезмерно резво. Так мне показалось, хоть я и не понял почему. — Ей показалось, что перед нею некто очень ей близкий, давно исчезнувший. Не следовало бы поддерживать ее в этом заблуждении. Я забочусь, разумеется, о ее здоровье…

— Прикрой пасть, — грубо оборвал я его, не оборачиваясь, сквозь зубы. И гораздо нежнее обратился к женщине: — Что вас беспокоит, леди?

Ее глаза ожили.

— Беспокоит… беспокоит… Приснилось… Не знаю… Микеле, уведи меня. Не хочу, чтобы этот мужчина видел меня такой… Ведь я была красавицей… И молодой мужчина… Уведи меня, Микеле. Но скажи ему. Расскажи ему, какой я была красивой. Расскажи.

В голосе ее появились нотки капризного ребенка, голова кокетливо наклонилась — жест не то отталкивающий, не то притягательный в своем трагизме.

— Да, мистер Вильямс, мадам была поразительно красива. Поразительно красива.