Кровавый закон

«Ты так и будешь все переспрашивать?!».

— Прости. Но… он давно умер?

«Нет, недавно». — Кнут высунул язык, что-то прошипел, и чуть подвинулся.

— А где же он тогда был все это время? — недоумевала Олиф. Не могла же Фрида его скрывать!

«На солнышке прохлаждался! — огрызнулся змей. Отчего-то сегодня он явно был не в настроении. — В тюрьме он сидел».

— Старик. В тюрьме, — самой себе повторила девушка. — Старик. В тюрьме. Старик, в тюрьме… а он был такой маленький, дряхлый и седой?

«М-м, да».

— Неужели… это был он?!

«Кто — он?».

— Да тот ненормальный! Он же… он же… он ее муж?! — Тряпка выпала у девушки из рук.

«Судя по описанию — да».

Кнут в нетерпении зашипел, пришлось вновь поднимать тряпку, смачивать ее и продолжать работу.

— Она мне ничего не говорила…

«Еще бы. Я бы тоже молчал».

— Но ведь… за что его убили?

«Не знаю. Надоел, наверное».

Скажи змей это неделю назад, Олиф бы потрясенно воскликнула: «Надоел?!». Раньше было непонятно, как можно убивать людей за то, что те просто надоели. Но он сказал это сейчас, и девушка лишь глухо выдохнула.

Для нее само слово «муж» было далеко от понимания. Она никогда и не задумывалась даже, что это такое: иметь мужа. Ей бы хотя бы семью свою не потерять, да к тому же с таким происхождением, как у нее… впрочем, сейчас это уже неважно. Однако одно Олиф знала точно: семья — это священно, и муж тоже что-то такое священное. Кроме тех мужей, которыми становились Перводружинники, конечно.

И ведь самое главное, как-то же Фрида с этим стариком оказались тут вместе. Не могли же они оба совершить одно преступление. Или могли?

«Твоя не сумасшедшая подружка недавно такую истерику закатила на ужине», — злорадно добавил Кнут.

— Она плакала?

«Какое там! Она орала на всех, подгоняла, кого-то, по-моему, даже ударила. А потом вообще начала громить все, что под руку попадалось. Но это мне так рассказывали», — смущенно добавил змей.

— Берегини, ведь я даже не знала…

«Поэтому я и говорю, что совсем чокнулась она».

— Она от горя кричала, — возразила Олиф.

«От горя плачут, а не посуду бьют!».

— Каждый свое горе переживает по-своему. Я плакала, да. Долго. Очень долго. А ты? Ты — плакал?

«Я… нет».

— Вот видишь. Ты не плакал, но это не значит, что не горевал. И она не плакала. Она злилась. Беспомощно злилась, и, в конце концов, выплеснула все это наружу.

Кнут только тяжело вздохнул.

«А у тебя что за горе?», — кажется, такие беседы давались ему тяжело. Впрочем, как и Олиф.

— У меня мама умерла.

«А у меня жена. И сын».

— Я знаю. Может, не стоит о людях так предвзято судить? — девушка слабо улыбнулась.

«Ну, не знаю. Я не предвзято А ты… еще с кем-нибудь общаешься?». — Кнут явно чувствовал вину, и спросил первое, что пришло в голову, лишь бы заполнить паузу.

— Общалась.

«Тоже умерла?».

— Умер. Его звали Хэнк. Он был сумасшедшим.

«Уверена?».

— Да, уверена. Он все время бредил о ловушках, и каких-то созвездиях.

«Созвездиях?».

— Да, созвездиях, — устало вздохнула девушка, — лиса, медведь, волк. Бредовый лепет. Детские сказки.

Воспоминания о Хэке возродили в ее душе какое-то странное, колющее чувство вины. Он был ребенком, взрослым ребенком. «Хы-хы». Они ушли с оазиса не только из-за него, но и из-за нее. Не будь она такой доверчивой и наивной, она бы остановила его. Наверное.

Почему-то вина не отпускала Олиф.

Он умер из-за нее. Попал в лапы к Песчаникам только из-за ее несообразительности, потому что с сумасшедшего и списывать нечего. А с нее есть чего. Например, смерть друга.

«И ничего не детские сказки! — в свою очередь оскорбился змей. — Хотя, конечно, смотря, что он тебе рассказывал».

— Ничего такого, — уныло отозвалась девушка. — Так, просто, названия.

«Насколько я знаю, созвездия — это не просто названия. В этой пустыне, как ты уже наверняка заметила, происходят странные, необычные вещи. И пустыня эта тоже необычная. Когда все три созвездия выстраиваются в один ряд — она движется».

Олиф против воли вздрогнула. В памяти тут же всплыла картинка: вот она, Олиф, падает на песок, зажимает голову руками, лишь бы защитить глаза и рот, при этом пытается ухватиться хоть за что-нибудь и не потерять сознание. А через несколько минут открывает глаза, садится, и в оседающей пыли не видит оазиса. Тогда она действительно узнала, что значит выражение «как громом поразило». Когда в первые мгновения тебя охватывает ступор, а чуть позднее приходит осознание того, что только что случилось, и земля уходит из-под ног.

… — Хэнк, пустыня что, движется?!

— Не пустыня, пески.

Олиф прикусила губу.

— И что… потом? — голос почему-то дрогнул.

«Ничего. Те, кто потерялись, уже никогда не найдутся. Не для нас, конечно».

— Ах да, — припомнила разговор с Фридой девушка, — ты как песчаный следопыт, да?

«Песчаный следопыт. Умеешь же ты подобрать выражения».

— Прости, если обидела.

«Не обидела».

— Кнут… — Олиф вздохнула. Разговор в первые в жизни пошел сам собой, без всяких неловких пауз. — Расскажи мне о своей семье.