На балансе оказалось всего сто двадцать силы. Даже на Крик банши не хватит, а он бы сейчас мог сильно помочь. Метнул огненный шар в одного из залегших бандитов и это сработало. Он превратился в живой факел и покатился по земле. Ощутил удар в живот. Судя по ощущениям, в этот раз пуля точно пробила и бронежилет, и Боевую форму, после чего осталась где-то внутри. В кишки как будто раскаленный железный прут воткнули. Между пластин попала что ли? И выстрел какой-то с бронебойным умением. Ну, ничего. Главное живой, а там Оленька подлатает. Думаю, что после нашей победы (о поражении я не допускал и мысли) опыта хватит.
Полекс в моей руке тут же сменился пистолетом, и я открыл огонь в бандита, стрелявшего в меня с расстояния буквально в пяток метров. Сидел за кочкой, да так что я его до этого и не заметил. Будь иначе, то фаербол определенно достался бы ему. На второй же опыта уже не хватало. Если я не ошибся в подсчетах. Однако по счастью защитного поля у этого противника не имелось. Я застрелил его, но он все же успел выстрелить еще раз. Боль в груди подсказала, что без последствий не обошлось, однако в этот раз моя защита показала, что чего-то стоит и не была прошита как бумага. Видимо бронебойное умение не откатилось или не хватало на него опыта.
Не став сразу бросаться к картам ради опыта быстро осмотрелся, чтобы понять что изменилось. Неожиданно оказалось, что бандитов осталась всего пара и как мне кажется, Блохин их дожмет. На его счету уже как минимум три фрага. Уже четыре. Но это не было победой. Светкиного зоопарка не видно. Все полегли. Мой ксеноморф несся как угорелый распугивая самую страшную живность, но не успевал. А паук уверенно теснил шестилапа. Нашего Железного дровосека не спасали ни ускорения, ни баффы, ни оружие хищников. По-моему паук с ним просто играл, а на нас, ему вообще было начхать. Рассчитывает покончить с шестилапом, а потом прибить нас походя. Ну, сейчас мы ему покажем насколько плохо недооценивать людей. Можно подобрать опыт и ударить Криком банши, но после этого Дреф может и не уцелеть. Недаром он просил, чтобы я не кричал в его сторону. Значит, будем действовать иначе. Взрыв-то ему если и навредит, то куда меньше. Значит сначала это, а потом прыгну Рывком к жене, чтобы подлечила, а-то рана в животе никуда не делась. Еще немного и лягу тут.
Подхватил с земли оставшийся без владельца гранатомет. Когда-то меня учили, как обращаться с такой штукой и будем надеяться, не все знания выветрились из головы. Труба легла на плечо. Прицел. Огонь. Струя выхлопных газов в одну сторону, морковка гранаты в другую. Как раз туда, где вроде бы мягкое паучье брюшко вражеского пришельца. Что-то ударило в голову не дав увидеть результат моего выстрела. В ушах раздался гул, словно мою голову сунули в колокол, а после стали в него звонить. Мир сузился до щелочки, словно я смотрел сквозь закрытые веки. Я понял что падаю, но сделать ничего не мог и удара о землю уже не почувствовал.
Осознал себя валяющимся с неестественно подвернутой под тело ногой и без Боевой формы. Это что же получается? Мне что башку прострелили? Но как я тогда жив? Видимо рана оказалась не смертельной. Это были мои первые осознанные мысли. Судя по звукам, точнее по отсутствию стрельбы, бой уже кончился. Наверное, наши победили? Ну не сделали же меня рабом карты? Наверное, в этом случае, мне хотя бы уже по факту случившегося пришло хоть какое-нибудь оповещение. Что-то вроде: Вы теперь раб карты.
Я открыл глаза и хотел осмотреться, но взгляд наткнулся на супругу. Оля успела меня вылечить, несмотря на тяжесть моих ран, прежде чем я отдал богу душу. Теперь же любимая лежала рядом с перебинтованным животом. Бинты оказались сильно пропитаны кровью. Как так? Почему она лежит? Почему Светлана, Дашка и Блохин смотрят на меня как побитые собаки? Ладно, Петровцева, но Константин же практически русский Бонд. Невозмутимая гранитная скала. Да хрен с ним с Костиком. Почему жена лежит в окровавленных бинтах?
— Что с Олей? — просипел я совершенно чужим голосом, уже полностью осознавая случившееся, но, не желая в это верить.
— Она умирает, — прохлюпала Светка, державшая мою жену за руку.
— Потеряла сознание. Отказалась лечить себя. Все что смогла собрать, влила в твоё лечение, а потом на себя уже не осталось, — куда суше сообщил Блохин.
Моя Ольга умирает. Самый близкий мне человек присмерти. Подступила истерика, но я не мог позволить ей взять верх. Любимая умирает, но еще не мертва. Нужно было, что то делать. Нужно было её как-то спасать. Без сознания она сама себя лечить не сможет, даже если рядом будет море свободного опыта. Других лекарей у нас нет.
— Вы смотрели их карты? — я бросил по быстрому взгляду на всех троих.
— Они все у меня. Не до дележа было, — ответил Константин.
— Ты проверял их? Там есть хоть какое-то лечение? — спросил, искренне желая, чтобы там оказалась нужная карта и готовый отдать за нее практически все, что у меня было.